1. Древнейшие города евразийских степей  

Совсем недавно было сделано сенсационное открытие. На западной части территории Челябинской и восточной части Оренбургской областей были обнаружены остатки древних городов эпохи бронзы. До этого было известно, что на обширной территории степей в ту эпоху к западу от Урала проживали племена так называемой срубной, а к востоку —  андроновской культуры, причем последняя охватывала регион от Урала до Алтая и Енисея. Андроновцы, говорившие на одном из диалектов древнеиранского языка, разводили крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, занимались рыболовством. На Южном Урале выявлены и следы пойменного земледелия. Андроновское общество считалось довольно отсталым и архаичным, о чем свидетельствовала, в частности, бедность их погребений. В могилу вместе с умершим обычно помещали глиняную посуду, бронзовые украшения, реже орудия труда и вооружение.

Но вот в 1985 г. археологической экспедицией под руководством челябинского археолога Г. Б. Здановича на юго-западе Челябинской области, на небольшой речке Синташпа было открыто древнее укрепленное поселение. Спустя некоторое время неподалеку был обнаружен еще один подобный город — Аркаим, затем еще и еще. Всего было выявлено более десятка подобных памятников древности, в том числе один на территории Оренбургской области — у поселка Аландск Кваркенского  района. Аркаим называют Троей бронзового века Урала. Гораздо лучше сохранившийся, чем Синташта, этот протогород XVII в. до н. э., ныне превращенный в музей под открытым небом, стал местом паломничества. На плане он представлен гигантским колесом диаметром 180 метров с двумя кругами мощных стен: внешним и внутренним. Особенно внушительна внешняя стена пятиметровой толщины, сложенная из грунта и имеющая внутреннюю галерею. С внешней стороны вокруг стены был вырыт глубокий ров. Внутренний ров перекрыт бревенчатым настилом и, по мнению исследователей, представлял ливневую канализацию. От стен по направлению к центральной площади располагались жилища. Эти дома были довольно велики: до 20 метров длиной и более 6 метров шириной, где, по подсчетам специалистов, могло размещаться до 50 человек. В каждом доме находились очаги, колодцы, ямы для хранения продовольствия, комнаты для отдельных семей. Пол был покрыт твердым слоем известкового раствора. Всего поселение вмещало до двух с половиной тысяч человек. У обитателей было много скота, особенно лошадей — стройных, тонконогих, быстрых, впрягаемых в боевые колесницы, эти древнейшие «танки» евразийских степей. Высокой степени совершенства достигло производство изделий из бронзы. Полагают, что они отсюда расходились по очень отдаленным местам.

Какой же народ создал эти города? Большинство ученых считает, что это древние арии, индоарии.

Открытие памятников типа Аркаима и Синташты вызвало дискуссию о том, что собой представляли эти сооружения. Одни исследователи считают, что это караван-сараи — крепости, в которых укрывались на ночь караваны с медной рудой из богатого Таш - Казганского месторождения. В качестве аргументов указывается то, что они расположены в две вытянутые с севера на юг цепочки на расстоянии около 50 км друг от друга, то есть одного дневного перехода. Другие утверждают, что это религиозные центры, в которых постоянно жило несколько сот человек: жрецы, ремесленники и охрана, а остальные приходили сюда на религиозные празднества из сельской округи. Третьи называют их культовыми храмами древних ариев, подобными описанным в древнеиндийском эпосе «Авеста».

Куда же делись люди из этих поселений? Растворились ли в массе новых племен или ушли, переселились в другие края? По одной из гипотез древние арии совершили гигантское перемещение из южно-уральских степей через Южную Украину, Балканский полуостров до Микен, а затем в Иран и Индию. Возможно, что именно они принесли в Микены и Малую Азию культуру коневодства, неизвестную там ранее, искусство изготовления и применения боевых колесниц.

Зобов Ю.С.

2. Сарматы  

В первом тысячелетии до н. э. ив первых веках нашей эры на просторах Великой Степи располагались племена сарматов и скифов. Как полагают ученые, это были потомки племен андроновской и срубной культур. Степи Южного Приуралья, где проходила граница распространения этих культур, взаимоконтакты между ними были зоной активных этнических процессов, в результате которых сложился сарматский мир. Термины «сарматы» и более ранний «савроматы» — собирательные, обозначают обширную группу родственных племен ранних кочевников. В описаниях античных авторов мы находим названия некоторых из этих племен: аорсы, аланы, роксоланы, сираки, язаматы, яксаматы и другие. Едва ли не единственными памятниками тысячелетнего пребывания сарматов являются многочисленные курганы, достигающие порой 5—7 метров в высоту. Савроматские и сарматские курганы чаще всего располагаются группами на высоких местах, вершинах холмов, сыртов, откуда открывается широкая панорама необъятных степей. Их трудно не заметить. Поэтому еще в древности эти курганы стали привлекать внимание грабителей, кладоискателей. С «деятельностью» целых артелей «маровщиков», то есть людей, раскапывающих мары, или курганы, столкнулись в середине XVIII в. первоустроители Оренбургского края. Одна из таких групп в составе пяти человек в 1753 г. была задержана в-заволжских степях и доставлена в Оренбург по распоряжению губернатора И. И. Неплюева. В начале XX в. (1911) крестьяне села Прохоровка, нескольких соседних деревень- Михайловской волости Оренбургского уезда (ныне — Шарлыкский район) самовольно раскопали десятки курганов в поисках золота и драгоценностей. Властям удалось отобрать лишь небольшую часть найденных вещей, а многие из них бесследно исчезли.

Обеспокоенные ростом этого «археологического браконьерства» в изучение древних курганов активно включились ученые и краеведы, стремясь спасти для науки бесценные памятники исторических древностей. В результате этого была выделена особая, так называемая прохоровская культура сарматов, определено ее отличие от скифских памятников. В последующем советские ученые на основе накопленного материала глубоко осветили основные этапы развития сарматского общества, дали характеристику его материальной и духовной культуры, их связей с соседними племенами и народами.

Важное значение имели раскопки Филипповских курганов в Илекском районе Оренбургской области. В одной из усыпальниц середины I тысячелетия до н. э. было обнаружено неразграбленное захоронение с богатейшим кладом, содержащим более шестисот высокохудожественных изделий из золота и серебра.

Описания античных авторов и богатый археологический материал позволяют представить достаточно полную картину жизни и быта сарматских племен. Основу их хозяйства составляло кочевое скотоводство — разведение овец, лошадей, крупного рогатого скота, а также верблюдов. Оно кормило и одевало, давало мясо, молоко, кумыс, шерсть, шкуры, войлок и т. п. Сарматы с ранней весны до поздней осени кочевали по широкой степи в кибитках, крытых войлоком и запряженных быками, верблюдами, перегоняя свои многочисленные стада с одного пастбища на другое. При этом каждое племя и род имели свои традиционные районы кочевии, нарушение границ которых вело к столкновениям и межплеменным войнам. В зимнее время в тех или иных местах устраивались жилища и укрытия, способные защитить людей от морозов.

Находки многочисленных вещей, изготовленных из меди, бронзы, железа, свидетельствуют о том, что сарматы владели умением добычи и обработки металлов. При поиске руд они нередко шли по путям, проторенным еще их предками — андроновцами и срубниками, устраивая копи в тех же местах. Кузнецы-оружейники ковали железные мечи, кинжалы; мастера-литейщики отливали из бронзы и меди котлы, зеркала, металлические части конской сбруи, предметы украшений; ювелиры изготавливали изделия из драгоценных металлов.

Основой общественного устройства сарматов являлась родовая община, включавшая группу родственных семей. Захоронения и курганные могильники обычно располагаются компактными группами, представляющими собой погребения одного рода.

Своеобразной чертой общественного строя сарматов, особенно в ранний, савроматский период, было высокое положение женщин в семье и обществе, своего рода ги-некократия, т. е. господотво женщин. Они были не только хранительницами очага и воспитателями детей, но и воинами наравне с мужчинами. Знатные женщины нередко выполняли почетные жреческие функции. Показательно, что в могилу умершей женщины, даже девочки, нередко клали, кроме украшений, и предметы вооружения. Родовое кладбище, как правило, формировалось вокруг более раннего захоронения знатной женщины — предводительницы или жрицы, которую родичи почитали как праматерь.

О сарматских женщинах-воительницах сообщали античные авторы, жившие в ту эпоху. Так, греческий историк Геродот отмечал, что их женщины «ездят верхом на охоту с мужьями и без них, выходят на войну и носят одинаковую с мужчинами одежду... Ни одна девушка не выходит замуж, пока не убьет врага». Гиппократ также сообщал, что сарматские женщины ездят верхом, стреляют из луков и мечут дротики. Он приводит и такую удивительную деталь: у девушек нередко удаляли правую грудь, чтобы вся сила и жизненные соки перешли в правое плечо и руку и сделали бы женщину сильной наравне с мужчиной. Сарматские женщины-воительницы, вероятно, послужили основой древнегреческих легенд о загадочных амазонках.

Основным промыслом сарматов, как и многих других племен, находившихся на стадии варварства, была война. Многочисленные отряды сарматских конных воинов, нередко защищенных панцирями и кольчугами, вооруженных длинными железными мечами, луком и стрелами, наводили страх на соседние народы и государства. Римляне, столкнувшиеся с сарматской угрозой, так описывали э%тих кочевников: «Свирепое лицо, грубый голос, ни волосы, ни борода не пострижены, между ними нет ни одного, который не носил бы налу-чья, лука и синеватых от змеиного яда стрел». Сарматы не только воевали, враждовали с другими народами, но и имели довольно широкие торговые связи с внешним миром. О географии этих связей говорят найденные в сарматских курганах оренбургских степей — Пятимарах, Мечет-Сае, Прохоровке, Покровке, Тара-Бутаке, Нежинке, Орске, Филипповке и др., — прекрасные золотые изделия среднеазиатской работы, иранские блюда и печать, финикийское стекло, алебастровый сосуд с древнеегипетской надписью, самшитовый гребень, железный панцирь греческой работы и т. п.

Среди ремесленных и ювелирных изделий, изготовленных сарматскими и иноземными мастерами, преобладают выполненные в так называемом «зверином стиле», свойственном также скифам, сакам, массагетам и другим родственным ираноязычным народам. На оружии, предметах быта, украшениях, конской упряжи изображались дикие звери: барс, пантера, волк, медведь, олень, горный козел, кабан, орел, а также баран, лошадь и др. Изображения стилизованы, полны динамики, экспрессии. Распространенным Сюжетом была борьба диких зверей.

«Звериный стиль» был порожден религиозными верованиями, представлениями, связанными с поклонением животным. Ведущее же место в религиозных верованиях сарматов занимал культ огня, связанный с почитанием солнца как главного божества. Над могилой умершего сородича они разводили огромный погребальный костер и засыпали могильную яму его остатками, т. е. углем, перегорелой и прокаленной землей. В могилах жриц встречаются каменные переносные алта-рики-жертвенники, также связанные с культом огня. В более позднее время у сарматов получило распространение поклонение мечу, символизирующему бога войны.

По мере роста численности населения, увеличения поголовья скота расширялись зоны передвижений сарматов. Со временем они заселили обширную территорию от Тобола до Днепра и Северного Кавказа. Теснимые с востока гуннами и другими племенами сарматы, называвшиеся аланами, в конце IV в. двинулись на запад, дошли до Римской империи, Пиринеев и даже Северной Африки. Постепенно они растворились в массе других народов.

При всей обширности территории обитания сарматских племен наиболее обжитой и заселенной была область южноуральских и северо-казахстанских степей. Достаточно сказать, что только по берегам реки Илек в среднем и нижнем ее течении выявлено более 150 курганных погребений, из которых 60 относятся к раннему, савроматскому времени (VI—IV вв. до н. э.) и 80— к периоду так называемой прохоровской культуры (IV—II вв. до н. э.). Но не только безмолвные курганы — свидетели тысячелетней истории сарматов. Об их пребывании здесь говорят и некоторые данные топонимики: названия рек, озер, гор, урочищ. Как полагают, ираноязычное, сарматское происхождение имеют, например, названия таких рек Оренбургской области, как Сакмара, Самара, Касмарка и др. Самобытная культура сарматов, несомненно, оказала влияние на развитие культуры других племен и народов.

4. В составе Золотой Орды 

В XIII в. по территории Азии, Восточной и части Западной Европы прокатилось еще одно массированное вторжение азиатских кочевых племен — монголов. Опустошительные завоевания тяжело отразились на жизни многих народов и государств. Были разорены и сожжены города Средней Азии, под ударами полчищ Батыя погибла Волжская Булгария, превращены в пепелища многие города и селения Руси. В значительной мере было истреблено население половецких степей, а то, которое осталось, было обращено завоевателями в рабство, включено в состав образовавшегося в 1242 г. нового государства — Золотой Орды. Многие районы Половецкой степи запустели, получив название «Дикое поле».

Золотая Орда включала огромную завоеванную территорию от нижнего Дуная на западе до Иртыша и Тобола на востоке, от нижней Камы и Южного Урала на севере до Арала на юге. Однако между ее частями и областями не было тесной связи, единства. Уже с конца XIV в., после поражения в Куликовской битве, Золотая Орда начинает дробиться на части: отдельные ханства и орды.

Основную массу населения Золотой Орды составляли жившие в степях еще до прихода завоевателей половцы (кыпчаки). Монголы же быстро ассимилировались, растворились в половецкой среде, забыв свою культуру и язык. Этому способствовало и принятие в начале XIV в. новой религии — ислама. Процесс тюр-кизации пришлого монгольского населения происходил по всей Золотой Орде. На степных просторах Заволжья в золотоордынское время долго не было городов, что вполне соответствовало кочевому способу ведения хозяйства. Но в XIV в. при ханах Узбеке и Джанибеке в Орде начинают возникать поселения и города, создаваемые завоеванным оседлым населением и переходившими к оседлости кочевниками.

В источниках упоминается город Сарайчик, находившийся в Заволжье на Яике (его следы сохранились у села Сарайчиково к югу от Уральска). Он был важным административным и торговым центром, связующим звеном между Золотой Ордой и Средней Азией. Здесь чеканили монету, имевшую хождение во всем регионе. Подтверждением этого являются находки кладов монет. Так, по сообщению газеты «Оренбургские губернские ведомости», в Бузулукском уезде в 1847 г. был найден клад из 1572 монет на правом берегу реки Большой Уран (ныне — окрестности села Ключевка Но-восергиевского района).

Внутренне непрочная, раздираемая на части постоянными междоусобицами феодальной аристократии в борьбе за власть Золотая Орда с конца XIV в. вступила в период своего распада. Этому способствовали поражения ордынцев от русских на Куликовом поле в 1380 г. и от войск Тимура (Тамерлана) в 1391 и 1395 гг. Поход Тимура в 1391 г. связан с Оренбургским краем. Войско грозного среднеазиатского правителя, двинувшееся из Ташкента в северном направлении, спустя несколько месяцев пути по степям в конце мая 1391 г. подошло к Яику. Переправа состоялась выше того места, где ныне располагается город Орск, хотя есть предположение, что Тимур преодолел Яик где-то в районе нынешнего села Красногор. Через несколько дней, форсировав реки Сакмару, Ик, войска Тимура вышли на речку Кундур-чу (ныне 'в Самарской области). Здесь 18 июня 1391 г. произошло ожесточенное сражение с золотоордынски-ми войсками хана Тохтамыша, в котором последние были наголову разбиты. Победителю Тимуру досталась большая добыча: тысячи пленных, огромное количество коней.

В первой трети XV в. золотоордынская держава окончательно распалась на ряд отдельных владений. Возникли Казанское, Астраханское, Крымское, Сибирское ханства, Ногайская орда. Последняя получила свое название от имени одного из ордынских предводителей — Ногая, кочевавшего с группой племен на юго-востоке по степям междуречья Волги и Яика. В ее состав входили различные тюркские (кыпчакские) и тюр-кизированные монгольские племена (мангыты и др.) В середине XVI в. Ногайская орда разделилась на три части: несколько улусов откочевали в приазовские и северокавказские степи и образовали там Малую ногайскую орду; другая группа ушла дальше на восток на реку Эм-бу; оставшиеся в заволжских степях улусы стали называться Большими ногаями. С ними-то и связана история нашего края в течение полутора столетий. Ногайские кочевья временами доходили до среднего течения Яика и Самары. Приняв в 1557 г. российское подданство, Большая ногайская орда во многом еще сохраняла самостоятельность и вела себя достаточно агрессивно.

Основание в 1586 г. города Самары положило начало включению Заволжья в состав Российского государства и усилило его контроль за положением в ногайских кочевьях.

В первой половине XVII в. обстановка в Заволжье обострилась. У ногайцев появился новый опасный противник — кочевники-калмыки, вторгшиеся с востока. Под их натиском большинство улусов Больших ногаев покинуло заволжские степи и откочевало к Приазовью и Северному Кавказу, в районы кочевий Малой ногайской орды. После ухода ногайцев степные просторы Заволжья обезлюдели. Посетивший эти места в середине 30-х годов XVIII в. англичанин Джон Кэстль писал: «Эта страна кругом пустынна и необитаема. Поэтому тогда, когда увидишь людей, то это обычно оказываются киргизские или башкирские разбойники».

Башкиры, известные по письменным источникам с X в., занимали лесостепные и лесные районы Южного Урала. Южным пределом башкирских кочевий и полукочевых поселений, как полагают, были реки Самара и Сакмара. Те из башкир, которые появлялись для звероловства на берегах Яика, сталкивались здесь с казахами, кочевавшими по левобережью и в глубине степей.

Процесс формирования казахского этноса занял длительное время. Он происходил еще в золотоордын-ские времена и особенно усилился после распада этого государства. В рамках образовавшихся Ногайской орды Узбекского ханства в этом процессе участвовали племена кыпчаков, аргыны, карлуки, канглы, найманы и некоторые монголоязычные племена, ассимилированные местным населением. В XVI в. в основном завершается консолидация казахской народности и образование Казахского ханства. Вначале население ханства называли то узбеками, то казахами, а часто и узбек-казахами. В середине этого столетия состав казахов пополнился племенами, перекочевавшими из-за Урала после распада Ногайского ханства, а также родоплеменными группами из Сибири и восточного Семиречья. В составе казахской народности исторически сложились три группы племен, каждая из которых была спаяна общими интересами кочевого хозяйства и обособлена территориально. Они получили названия жузов. Старший жуз локализовался в Семиречье, Средний — в центральных районах казахстанских степей, а Младший — в западном Казахстане. В начале XVIII в. кочевья казахов Младшего жуза под давлением джунгарского нашествия вплотную приблизились к Яику. 

2.4. Возникновение Оренбургского и Яицкого казачества

С развитием «оренбургской коммерции» тесно связано возникновение оренбургского казачества. Одновременно с основанием Оренбурга создавалась укрепленная пограничная линия по Яику, его притокам и другим рекам, представлявшая собой цепь новопостроенных крепостей, форпостов, редутов и простиравшаяся почти на 2500 км. Она, по замыслу правительства, должна была обезопасить юго-восточные рубежи страны, оградить население и торговые караваны от набегов кочевников и тем самым способствовать освоению края, развитию торговли с Востоком. Регулярных войск здесь было крайне мало, и они обходились государству дорого, поэтому решено было сделать ставку на создание в крае иррегулярных, казачьих войск.

Так в середине XVIII в. образовалось Оренбургское казачье войско. Основу его составили переведенные в 1743—1744 гг. в Оренбург и Бердскую пригородную слободу 550 городовых казаков и дворян из Уфы, Самары, пригорода Алексеевска. Они образовали предместье Оренбурга, позднее получившее название Форштадт. Кроме того, по ходатайству И. И. Неплюева «высочайшим» указом от 27 июля 1744 г. в оренбургские казаки были зачислены все пришельцы, сходцы, беглые, самовольно поселившиеся в новопостроенных крепостях по линии. По переписи 1741 г. их насчитывалось 5154 человека, в том числе 2779 дворцовых, 591 монастырских, 308 помещичьих крестьян, 54 — «из купечества», остальные — разночинцы.

В 1748 г. был образован Оренбургский нерегулярный корпус, учреждена должность войскового атамана. Первым войсковым атаманом оренбургских казаков стал сотник самарских городовых казаков Василий Мо-гутов. В составе нерегулярного войска были также исет-ские, яицкие, донские, малороссийские казаки, ставропольские крещеные калмыки.

Штат Оренбургского нерегулярного корпуса в 1753 г. состоял из 650 служащих казаков; из них 550 находилось в Оренбурге, остальные — в Бердской слободе. В 1755 г. Военная коллегия по докладу И. И. Неплюева утвердила новый штат Оренбургского казачьего корпуса и всего казачьего войска: корпус насчитывал теперь 1094 человека, а все войско — 5597 человек. В 1755 г. казаки Оренбургского войска разделялись на три разряда: жалованные (1097 человек), получавшие казенное жалованье и полностью содержавшиеся за счет казны; маложалованные (703 человека), получавшие жалованье только на всю «воинскую справу», пахотные и сенокосные земли, и безжалованные (3080 человек), получавшие лишь пашенные, сенокосные и пастбищные угодья. Жалованные казаки обязаны были выставлять на службу половинное число людей, маложалованные — одну треть, а безжалованные — не более четверти всего их числа. Размер жалованья колебался от 3 до 100 рублей в год, в зависимости от чина и места службы. В Оренбурге рядовые казаки, писари, сотенные получали 15 рублей, сотник — 30, есаул — 50, атаман — 100 рублей в год. Кроме денежного вознаграждения, казак получал по полтора фунта пороха и по фунту свинца.

Главной повинностью казаков была сторожевая служба, поглощавшая большую часть времени, отрывавшая их от занятий земледелием. С весны до осени они находились на линии, участвовали в разъездах, караулах, конвоях, пикетах. К нелегкой военной службе добавлялись натуральные повинности — фортификационные работы, ремонт и строительство дорог, мостов, заготовка и перевозка леса, конвоирование почты.

Особенно тяжелым было положение маложалованных и безжалованных казаков, из которых состояли гарнизоны многих прилинейных крепостей, форпостов, редутов. Оно усугублялось произволом командиров, комендантов крепостей, назначаемых обычно из числа армейских офицеров и имевших право применять телесные наказания к казакам, включая старшин и атаманов. За самовольный уход казака со службы на линии полагалось «нещадное наказание плетьми».

Штат войска долгое время не был полностью укомплектован по причине малолюдства края. В 1767 г. в войске состояло по списку 4871 человек, а требовалось еще 547. Общая же численность Оренбургского казачьего войска вместе с отставными и детьми тогда составляла 13094 души мужского пола, в 1771 г. —14209.

В ведении оренбургской губернской администрации находилось и Яицкое казачье войско. В отличие от Оренбургского, созданного по инициативе правительства, оно возникло стихийно, в результате притока беглых, образовавших своеобразную вольную казачью республику, где не было крепостного права, царских надсмотрщиков и карателей, а действовало казачье самоуправление. Все важные вопросы общественной жизни — выборы войскового атамана, организация рыбной ловли на Яике, военных походов, пользование землями, лугами и пастбищами — решались коллективно, на общем собрании казаков — войсковом круге.

В XVIII в. и в среде яицкого казачества все более проявляется расслоение. Казачья старшина стремилась к обогащению, приобретению офицерских чинов и приравниванию к привилегированному дворянскому сословию, включая право владения крепостными. Старшинская верхушка чинила беззакония и произвол: утаивала войсковые деньги, казачье жалованье. В результате войсковой атаман и старшина все более богатели, а рядовые казаки терпели нужду и лишения.

Царское правительство стремилось ограничить казачьи вольности, подчинить войско власти местной губернской администрации, постепенно вводить армейские порядки. При поддержке оренбургского начальства войсковым атаманом Яицкого войска в 1748 г. был назначен А. Бородин, произведенный в подполковники. Управляя войском в течение 20 лет, он чинил всяческие злоупотребления и издевательства над рядовыми казаками, что вызвало всеобщее недовольство и в конце концов вылилось в народное волнение. Яицкое войско разделилось на две стороны, враждовавшие между собой: старшинскую, или послушную, и войсковую, непослушную.

Правительство в 60-х — начале 70-х годов посылало на Яик ряд комиссий (Брахвельда, Потапова, Чере-пова, Чебышева), но они еще более обострили обстановку. Новый атаман Тамбовцев не выдавал казакам жалованья. В связи с начавшейся в 1768 г. русско-турецкой войной последовало распоряжение правительства направить в действующую армию отряд яицких казаков. Боясь «регулярства», превращения в солдат, казаки воспротивились этому и послали жалобу в Петербург. В январе 1772 г. они восстали, перебив ненавистных карателей и старшин, но потерпели поражение. Сотни участников восстания были схвачены, отправлены в Оренбург и посажены- в острог, подвалы и лавки Гостиного двора. Над ними учинили жестокую расправу. Яицкое восстание явилось непосредственным предвестником Крестьянской войны 1773—1775 гг.

Зобов Ю.С.

3.3. В контрнаступлении 

Полководец М. И. Кутузов в письмах в Оренбург своему другу губернатору Г. С. Волконскому не раз сообщал об успехах в войне с французами, о заслугах российского воинства, в том числе оренбургских полков. В письме от 31 октября 1812 г. он писал о том, «с какою храбростью наши воины, в том числе казаки и некоторые башкирские полки поражают их» (войска неприятеля). Кутузов сообщал о победах под Вязьмой, приводил данные о трофеях, потерях противника убитыми, ранеными, взятыми в плен, о позорном бегстве и усиливающемся голоде среди неприятеля.

В заграничном походе русской армии участвовало 26 конно-казачьих полков из Оренбургской губернии: атаманский и пятисотенный оренбургских казаков, пять уральских, пятнадцать башкирских, два тептярских и один калмыцкий.

Оренбургский атаманский полк действовал в блокаде и взятии сильной крепости Данциг. Пять урядников были произведены в офицеры, а четырнадцать рядовых казаков удостоены военных наград. Полк некоторое время находился в составе гарнизона Данцинга, а во второй половине 1814 г. отправился домой.

Третий оренбургский казачий полк участвовал в битве под Лейпцигом, в сражениях при Веймаре, Франкфурте -на - Майне, во взятии Берлина и Парижа. По возвращении в пределы России эти полки использовались командованием для охраны западных границ от Гродно до Бреста, и домой они вернулись лишь в 1821 г.

Являясь глубоким тылом, Оренбуржье оказало немалую материальную помощь фронту. На Меновых дворах Оренбурга и Троицка были закуплены десятки тысяч казахских и башкирских лошадей. В марте 1813 г. оренбургскому губернатору было ассигновано на закупку лошадей 200 тыс. рублей. За недоимочных рекрутов было взято 2124 лошади, башкиры пожертвовали 4139, калмыки — 930 лошадей. Немаловажное значение для снабжения армии имела и другая товарная продукция, поступавшая в Россию через оренбургский рынок. В 1811 г. здесь было принято заграничных товаров на сумму 3,2 млн. рублей, отпущено за границу на 1,8 млн. рублей.

Проводились сборы пожертвований. Мещане и купцы Оренбурга и Бузулука на снабжение лошадьми и упряжью Костромского пехотного полка выделили 1875 рублей. В пользу воинов, «положивших живот свой за отечество, раненых и всех тех, кои потерпели бедствие от неприятеля», жители Оренбурга внесли 7240 руб., Уфы — 565, Челябинска — 990, Стерлитамака — 49, Бирска — 165, крепости Верхнеозерной — 40, а всего с уездами — 10613 рублей.

С крепостных крестьян края помещики собирали в счет пожертвований на войну по 1 руб. с души, что составило около 60 тыс. рублей. Само же местное дворянство, имея огромные доходы с имений, внесло лишь 3493 рубля. Иными словами, не дворянство, а трудовой народ вынес основное бремя тягот войны. 

Оренбургский край использовался правительством как место ссылки военнопленных наполеоновской армии, которых направляли сюда большими партиями и замещали по гарнизонам пограничной линии. Во второй половине 1812 г. прибыло 923 рядовых и 14 офицеров, затем еще 492 рядовых и 15 офицеров. Местным властям предписывалось «присматривать за поступками... военнопленных французов». Некоторые из них пытались бежать в казахскую степь и Бухару, другие впоследствии вернулись на родину, но определенная часть военнопленных была зачислена в Оренбургское казачье войско. К концу XIX в. среди оренбургских казаков насчитывалось 48 французских фамилий — потомков пленных французов.

Один из причисленных в Оренбургское казачье войско Дезире Дандевиль долгое время состоял младшим учителем французского языка в Оренбургском Неплюевском училище. Его сын Виктор окончил это училище (корпус), затем — Военную академию; в 1859 г. он руководил экспедицией на восточное побережье Каспийского моря, а впоследствии был произведен в генералы и утвержден наказным атаманом Уральского казачьего войска, отличился в русско-турецкой войне 1877—1878 гг.

Память об Отечественной войне хранят некоторые географические названия на карте современных Оренбургской и Челябинской областей: Бородинское, Тарутино, Кульм, Бриенн (Бриент), Лейпцигский, Париж, Берлин, Фершампенуаз и др. Отечественная война 1812 г. оставила глубокий след в сознании народа. В. Г. Белинский писал, что «12-й год, потрясши всю Россию из конца в конец, пробудил ее спящие силы и открыл в ней новые, дотоле неизвестные источники сил.., возбудил народное сознание и народную гордость». Народы России героически отстояли национальную независимость своей Родины и возглавили освободительное движение в Западной Европе против наполеоновского владычества.

Отечественная война способствовала единению всех народностей России.

2.6. Колумб истории Оренбургской

Исследование природных богатств и истории народов края началось с Оренбургской экспедиции (комиссии) во главе с такими известными учеными, как И. К. Кирилов и В. Н. Татищев. Этому же посвятил свою жизнь и труды участник экспедиции, впоследствии член-корреспондент Академии наук Петр Иванович Рычков (1712—1777). Многочисленными и основательными научными трудами он по праву заслужил славу первооткрывателя, «колумба» земли Оренбургской.

П. И. Рычков родился 1 I октября 1712 г. в семье вологодского купца. В 1734 г. он был включен в состав «Известной» (Оренбургской) экспедиции.

С этого момента и до кон-! ца своих дней Рычков связал свою жизнь и деятельность с Оренбургским краем. Становление Рычкова-исследователя проходило под благотворным влиянием руководителей Оренбургской экспедиции (комиссии) И. К. Кирилова, В. Н. Татищева, И. И. Неплюева. В своих мемуарах он вспоминал, что они «все канцелярское правление на меня одного положили. При таких обстоятельствах имели они меня всегда и во всех походах безотлучно при себе и подлинно содержали меня в отменной милости». В 1759 г. в академическом журнале «Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие» была опубликована первая крупная работа П. И. Рычкова «История Оренбургская по учреждению Оренбургской губернии...» Автор писал ее по горячим следам недавних событий в крае, очевидцем и участником которых он был, — принятие Казахстана в российское подданство, деятельность Оренбургской экспедиции по основанию Оренбурга и укрепленной линии, налаживание торговли с Востоком и другие.

Уже в этой работе проявились основные черты исследовательского метода ученого — стремление к основательному, максимально полному и всестороннему описанию событий, научная добросовестность в изложении материала, критическое отношение к источникам, широта затрагиваемых вопросов и аспектов. В работе речь шла об этногенезе и древней истории башкир, казахов, каракалпаков, об их отношениях с Россией, давались объяснения топонимов «башкир», «Оренбург», излагалась история Средней Азии, ход башкирского восстания 1735-1740 гг.

В 1750-х гг. П. И. Рычков создал главное свое произведение, увековечившее его имя, — «Топографию Оренбургскую», первая часть которой была опубликована в январе 1762 г. Она представляла собой фундаментальное, энциклопедическое историко-географическое описание обширных пространств Южного Урала, Приуралья и Казахстана, входивших тогда в состав Оренбургского края. Основанная на широком круге разнообразных исторических, географических, статистических, фольклорных и других источников, она содержала богатый фактический материал по истории народов Южного Урала, их хозяйству, быту, культуре, взаимообщению; впервые сообщала сведения о яицком и оренбургском казачестве, о возникновении городов и крепостей по Оренбургской укрепленной пограничной линии, развитии земледелия, горнозаводской промышленности, меновой торговли с Востоком. На основе народных «известий» и личных наблюдений автора описаны старинные поселения и городища, археологические памятники, другие следы и отголоски обитавших в крае древних народов и племен.

В «Топографии Оренбургской» Рычков сформулировал важнейший принцип исторического исследования — критическое отношение к источнику, достоверное, правдивое изложение материала. Исследователь, по его словам, должен постоянно «осмотры и поверку чинить, остерегаясь только, дабы не предать в публику ничего несправедливого и невероятного».

П. И. Рычков организовал первые на Южном Урале археографические поиски и обработки древних рукописей. В письме В. Н. Татищеву от 5 мая 1750 г. он сообщал о приобретении им трех старинных манускриптов, которые получил от заводчика Осокина «с великим трудом, а он достал из раскольничьих рук». Купцам, выезжающим из Оренбурга в Бухару, он давал заказы, чтобы они «не жалея денег, приобретали книги об истории тамошних народов, хотя бы и были на арабском языке». «Топографию» высоко оценили современники и вскоре ее перевели на иностранные языки. По мнению академика Миллера, она являлась образцом для подобных топографических описаний всех губерний, причем успех таких работ возможен при условии, если «во всякой губернии будет человек, искусством и прилежанием подобный господину советнику Рычко-ву». Великий Ломоносов «весьма ее расхвалил» и способствовал опубликованию. Академик П. С. Паллас, путешествуя по Оренбургскому краю во главе экспедиции, посетил Рычкова в его имении — селе Спасском под Бугульмой в 1768 г. Он внимательно прислушивался к советам Рычкова по выбору маршрута и объектов осмотра.

В своем труде «Путешествие по разным провинциям Российской империи» Паллас не стал подробно описывать Оренбург, указав, что такое описание содержится в «Топографии Оренбургской», Ярким свидетельством признания научных заслуг П. И. Рычкова было избрание его в январе 1759 г. членом-корреспондентом Академии наук. В 1770-х гг. в обстановке развернувшейся в крае грозной «пугачевщины» Рычков занялся историей крестьянских войн. Находясь в осажденном Оренбурге, в то «стропотное» время он в октябре 1773 г. подготовил работу по истории восстания под предводительством Степана Разина.

Понимание исторической значимости современных событий побудило его заняться и описанием Пугачевского восстания, и прежде всего, осады Оренбурга, которую, как очевидец, он хорошо знал, ведя с самого начала «замешательства» ежедневные записки. Историк использовал также в качестве источников журнал губернской канцелярии, походные журналы П. М. Голицына, Ф. Ф. Щербатова и другие документы. В июле 1774 г. была подготовлена первая часть «Описания осады Оренбурга», а чуть позже рукопись была полностью завершена.

Значительная по объему, названная А. С. Пушкиным «Летописью Рычкова», рукопись представляла собой подробнейшее, детальное описание начального этапа крестьянской войны, содержала достоверные сведения о состоянии губернии и города Оренбурга, действиях повстанцев и губернской администрации, сражениях и вылазках и т. п. Многие факты, особенно собранные автором на основе своих личных наблюдений, рассказов очевидцев и участников событий, встречаются лишь в этом труде Рычкова, почему он и приобрел значение уникального первоисточника по истории Крестьянской войны 1773-1775 гг.

Принадлежа к господствующему сословию, понеся тяжелые потери и утраты в ходе восстания, П. И. Рычков, естественно, отрицательно относился к «злодействам вора и бунтовщика» Е. Пугачева и его сподвижников, осуждал их «душегубство». Вместе с тем, стремление следовать исторической правде неизбежно приводило его к показу и осуждению неумелых действий властей, жестокости карателей, признанию самоотверженности и упорства восставших, их военного превосходства.

Важное значение имели многочисленные естественно-научные статьи П. И. Рычкова, публиковавшиеся в академических изданиях, «Трудах» Вольного экономического общества и касавшиеся самых различных вопросов экономики, географии, производительных сил Оренбургского края — о рудах и минералах, развитии земледелия, промыслов, заводов, сбережении и размножении лесов, разведении пчел, пуховязании и др.

Последние годы жизни П. И. Рычкова были сопряжены со многими трудностями, лишениями и заботами. Занимая с 1770 г. должность главного правителя Оренбургских соляных дел, он часто выезжал по служебным делам в Илецкую Защиту. Несмотря на занятость и помехи, чинимые губернской администрацией, Рычков упорно продолжал свои исследования. В 1772 г. он составил обстоятельное историко-географическое «Описание Илецкой соли». Последней работой ученого стал обширный двухтомный «Лексикон, или Словарь топографический Оренбургской губернии», над составлением которого Рычков трудился в 1776-1777 гг., будучи уже тяжело больным. В этом словаре отразились итоги многолетней исследовательской работы, обширные энциклопедические знания автора, широкий диапазон его научных интересов.

Умер П. И. Рычков 15 октября 1777 г. в Екатеринбурге, куда был направлен на новое место службы командиром заводских правлений.

Научная деятельность П. И. Рычкова получила высокую оценку как современников, так и позднейших исследователей. Этот талантливый русский ученый самостоятельно проложил себе путь к вершинам научной мысли, был горячим патриотом, первооткрывателем Оренбургского края.

2.2. И. И. Неплюев - основатель Оренбургской гуюернии

Среди «птенцов гнезда Петрова», осуществлявших мечту великого императора об основании города на юго-востоке России, который станет «вратами в Среднюю Азию», видное место принадлежало Ивану Ивановичу Неплюеву. Если И. К. Кириллов и В. Н. Татищев   вели поиск места для будущего города и пытались его закладывать, на что у них ушло несколько лет, то оптимальный окончательный вариант для Оренбурга выбрал Иван Иванович Неплюев — один из лучших учеников и последователей Петра I. Он построил город, основал Оренбургскую губернию и дал мощный старт ее первоначальному развитию.

Иван Иванович Неплюев родился 5 (15) ноября 1693 г. в селе Поддубье, ныне Новгородской области, в дворянской семье. До 22-х лет он в основном жил в своем родовом гнезде, получив лишь некоторое домашнее образование. По настоянию князя Александра Даниловича Меньшикова, проводившего осмотр неслуживших молодых людей из дворян в Новгороде, Неплюев, проявивший большую живость ума, был зачислен в Новгородскую математическую школу. В то время на его руках были мать, жена и двое детишек. Отцу семейства не просто было сесть за школьную парту, однако вскоре за усердие в учебе он был переведен в Нарвскую навигац-кую школу, откуда через три месяца за проявленное дарование был направлен в Петербургскую морскую академию, основанную в 1715 г. Здесь Неплюев не раз видел и слушал Петра, стал его ревностным приверженцем. Именно по воле Петра в качестве гардемарина Иван Неплюев был отправлен в 1716 г. за границу для прохождения стажировки и пополнения образования. В Европе он больше всего находился в Венеции и Испании, очень толково использовав время. Вернувшись в Россию в 1720 г., И. И. Неплюев сдавал экзамены самому императору. Высокий стройный блондин с прекрасными голубыми глазами, спокойным и добрым выражением лица, глубоко овладевший морским делом, иностранными языками и другими науками, покорил: и растрогал Петра. Именно тогда император выделил Неплюева из многих сдававших экзамены, присвоил ему офицерское звание, а вскоре назначил его главным смотрителем строящихся на Петербургских верфях морских судов. О том, насколько значительной была эта должность, свидетельствует то, что до Неплюева ее выполнял А. Д. Меньшиков. Шли завершающие бои Северной войны, и ее исход во многом решался в морских баталиях. Кроме названной должности, Иван Иванович был переводчиком у иностранных послов и министров, прибывавших в Россию, знакомившихся с ее флотом. Именно к этому времени относится высокая оценка Петром поручика Неплюева: «В этом малом путь будет». Не случайно известный историк В. О. Ключевский назвал И. И. Неплюева «одним из младших и даровитейших сотрудников Петра», входившего в «ядро правительственного класса». Вещие слова Петра предопределили успех карьеры Неплюева с самого начала его государевой службы.

Вскоре Иван Неплюев был назначен посланником России в Константинополь. При султанском дворе он прослужил 14 лет, упорно и настойчиво отстаивая интересы России, способствуя усилению влияния Отечества на политику Турции. Вернувшись на родину в чине контр-адмирала, он вскоре стал тайным советником (тогда высший гражданский чин в России).

В 1740 г. И. И. Неплюев — киевский губернатор и военачальник всей Малороссии (так называли тогда Украину). При Елизавете Петровне (за близость к Остерману попал ненадолго в опалу, но в 1742 г. он принял эстафету руководства Оренбургской экспедицией, незадолго до этого переименованной в комиссию, и 16 лет (лучший период своей жизни) отдал Южному Уралу.

Именно под его руководством и благодаря его энергии 19 апреля 1743 г. после молебна под гром пушек был заложен на современном месте Оренбург, а 15 марта 1744 г. создана Оренбургская губерния. При ее учреждении на губернатора И. И. Неплюева возлагалась и задача «ведать делами» киргизского народа и тамошними пограничными линиями. Возникшая губерния была поистине необъятной. Она включала территорию нынешних Оренбургской и Челябинской  областей, часть Самарской области, Башкирию, часть Татарстана и Казахстана. Плотность населения края была невелика. На территории губернии в 1762 г. проживало 472 тыс. человек. Более половины из них составляли русские. Среди населения преобладали государственные крестьяне. Особенностью края было наличие яицкого, а затем и оренбургского казачества.

Благодаря усилиям И. И. Неплюева край удалось превратить из малонаселенной зоны острых межнациональных конфликтов в регион, который стал важнейшим местом предпринимательства, строительства и торговли со Средней Азией. При Неплюеве на территории губернии возникло 40 новых поселений и редутов, пролегло несколько укрепленных линий, рос Оренбург, был основан Троицк, распахивалась вековая целина, прокладывались дороги, строились мосты. Именно тогда был проложен почтовый тракт, связавший Оренбург и Троицк с Москвой и другими городами центральной части России.

Особое внимание уделялось налаживанию торговли, которая при Неплюеве получила бурное развитие. За счет пошлин в торговле покрывались все расходы по управлению краем, хотя они здесь были значительно ниже, чем по всей России (по стране 5 коп. с рубля, в ренбургской губернии — 3 коп.). Торговый оборот в Оренбурге в 1751 г. достиг 2,8 млн. рублей, в то время это была очень большая сумма.

При Неплюеве было построено 13 железоделательных и 15 медеплавильных заводов. Среди них такие знаменитые, как Каслинский и Кыштымский. В 1753 г. разработка соли в Илецкой защите стала казенным промыслом, в котором использовалось около двухсот ссыльных и каторжников. Здесь стали добывать тогда 500 тыс. пудов соли.

При И. И. Неплюеве быстро рос Оренбург. Так уже в 1747 г. в городе было 837 дворов, 4 церкви, гауптвахта, аптека, пороховой погреб, магазины, 44 лавки в Гостином и 131 в Меновом дворах. Строительство указанных дворов было завершено в 1754 г. О стремительном росте Оренбурга при Неплюеве свидетельствует то, что через 17 лет после основания города, к 1760 г., в нем было уже 2866 дворов, 9 церквей и 2 собора: Преображенский и Введенский. Только количество домов в Оренбурге за 13 лет губернаторства Неплюева выросло более чем в три раза. Как и при строительстве Петербурга, не обходилось и без жертв. Только от цинги в Оренбурге тогда погибло более 600 человек.

Твердо отстаивая интересы великороссов и православия, открывая все новые и новые церкви (будучи горячо и искренне верующим человеком), И. И. Неплюев стремился пресекать попытки магометанского духовенства расширить влияние на местное население. Вместе с тем о его известной благожелательности к мусульманскому населению свидетельствует открытие в Оренбурге татарской школы.

Особое внимание он уделял развитию грамотности среди многонационального по своему составу яицкого и оренбургского казачества. Именно благодаря усилиям И. И. Неплюева в 1748 г. возникло иррегулярное Оренбургское казачье войско.

Будучи главой края, И. И. Неплюев осуществлял твердую колониальную политику, но стремился чаще всего действовать мирными методами. Жестоко подавив восстание Ватырши, налаживая добрые отношения с башкирским народом, он приказал арестовать главу уфимской администрации Аксакова за его лихоимство и притеснения в отношении башкир.

По личной просьбе И. И. Неплюев был в 1758 г. освобожден от должности оренбургского губернатора и переехал в С.-Петербург. При Екатерине II  он вновь вернулся к активной государственной деятельности, был введен в Сенат. Ему была поручена охрана наследника престола Павла, временно возлагалось и командование Петербургским гарнизоном.

В 1764 г. И. И. Неплюев ослеп, ушел в отставку, прожил еще 9 лет и скончался в 1773 г. В посмертном письме к сыну он завещал: «...подчиненным твоим, и паче крестьянам, будь больше отец, нежели господин, имея присно в памяти слово Божие: «милости хочу, а не жертвы» и что '«они (т. е. подчиненные и крестьяне — авт.) такие же люди, как и ты, кроме чинов и власти, данными тебе гражданскими законами». И это были не только хорошие слова. В период строительства Оренбурга И. И. Неплюев делил трудности с его первыми жителями. Он до ноября жил в палатке, а когда наступили холода, поселился в землянке. За весь период его правления не был даже построен губернаторский дом. В том же завещании сыну говорилось: «Люби свое Отечество... не щади (ради него — авт.) не только благосостояния, но и жизнь... наблюдай правду во всех твоих делах и поступках».

Видный и прогрессивный историк России В. И. Се-мевский подчеркивал, что «изучение жизни подобных людей, как Неплюев» раскрывает исторические судьбы России. Добавим к этому, что знакомство с жизнью и деятельностью И. И. Неплюева дает возможность воссоздать одну из важнейших запевных страниц истории южноуральского края. И имя его, и дело должны жить в памяти народа.

2.3. Начало заселения

Оренбургский край начал активно заселяться с 30-х годов XVIII в. В это время, в связи с принятием Малым казахским жузом российского подданства, царское правительство организовало специальную экспедицию для строительства города Оренбурга и сооружения по Яику (Уралу) укрепленной пограничной линии. Благодаря успешной деятельности экспедиции, был заложен Оренбург, переименованный впоследствии в Орскую крепость, и основаны крепости по Яику, Самаре и Сакмаре (Борская, Бузулукская, Тоцкая, Сорочинская, Татищева, Бердская, Верхнеозерная, Губерлинская, Верхнеуральская и др.). При В. Н. Татищеве были заложены крепости Чернореченская, Переволоцкая, Новосергиев-ская, Елшанская, Еткульская, Карагайская. В годы деятельности И. И. Неплюева сооружение Оренбургской пограничной линии было в основном закончено.

Поначалу новопостроенные укрепления стали заселять гарнизонными и ландмилицкими полками. К 1744 г. было поселено четыре ландмилицких (Шеш-минский, Сергиевский, Алексеевский и Билярский) и четыре гарнизонных (Пензенский, Уфимский пехотный, Уфимский драгунский и Оренбургский драгунский) полка общей численностью 7689 человек.

Но ожидания правительства, что эти поселенные полки заведут свое хлебопашество и будут сами обеспечивать себя провиантом, не оправдались. Этому мешала весьма тяжелая служба на линии, связанная с частыми караулами, разъездами и командировками. Поэтому было решено использовать и другие источники пополнения населения и, в частности, создание нового нерегулярного казачьего войска — оренбургского. Начало ему положили переведенные на Оренбургскую линию самарские, алексеевские, уфимские и исетские казаки. Кроме того, указом от 11 февраля 1736 г. было разрешено зачислять в казаки беглых людей, всевозможных «сходцев», скопившихся в немалом количестве в раз-рых местах края. По данным табели 1741 г. «...в регу-рярные и нерегулярные службы было зачислено 5254 „Сходца», не считая их жен и детей. Сохранившаяся поименная перепись этого пришлого населения, поверстанного в казаки, позволяет определить сословный состав, районы выхода, пути и формы переселения. По данным этой переписи (1740), в 18 крепостях районы выхода были необычайно широки. Так, в числе 355 человек, переписанных в Бузулукской крепости, были выходцы из 36 уездов, в том числе из Яицкого казачьего городка 67 человек, из Симбирского уезда — 48, Нижегородского — 33, Алатырского — 24, Владимирского — 23, Пензенского — 18, Арзамасского — 17, Саратовского — 12, Суздальского — 11, Муромского — 10 и других. В Красносамарской крепости наибольшее число переселенцев было из Симбирского, Пензенского и Алатырского' уездов, в Тоцкой — из Нижегородского и Симбирского, в Борской — из Самарского и Симбирского, в Сорочинской — из Симбирского уезда.

Переселенцы обычно не сразу попадали в Оренбургский край, а по нескольку раз меняли место жительства, переходя из родных мест в другие, более окраинные селения. Так, при переписи новоповерстанного казака Бузулукской крепости Гаврилы Судакова, он показал: «...от роду ему 40 лет, родина его в Алатырском уезде, Сийского монастыря, в селе Спасском; отец де ево быв того монастыря крестьянин, и в оном селе жили пятнадцать лет, и отец де ево умре, а после ево смерти сошел ис того села в Симбирский уезд, в дворцовое село Воскресенское и жил 27 лет, а ис того села сошел в Бу-зулукскую крепость и в оной крепости определен... статским советником Кириловым в пахотные казаки тому 4 года (назад), а в подушном окладе нигде ни за кем не записан». Далее он сообщал сведения о жене Акули-не, 35 лет, и сыне Козьме, 7 лет. Сложным, длительным путем попал в оренбургские казаки 25-летний марийский крестьянин Никита Токарев из ясачного села Елатмы, Казанского уезда, где он родился в семье новокрещеного ясачного крестьянина. Вместе с отцом он ушел в солдатское село Сенгилейку Симбирского уезда, потом из того села «сошел на Волгу и ходил на стругах бурлаком пять лет», затем явился в Оренбургскую комиссию, находившуюся в Самаре, был «допрашивай и по допросу определен статским советником Кириловым в Тоцкую крепость в жалованные казаки».

Сословный состав переходцев был неоднородным. Основную массу составляли крестьяне различных разрядов: дворцовые крестьяне — 56,1%, монастырские — 11,2%, помещичьи — 6,4%, казаки — 6%, солдаты — 4,5%, купцы — 1,3%. Подавляющее большинство сход-цев были русскими. Нерусские переселенцы составляли 12,8%. Самая большая группа из них — украинцы (391 чел.), поселенные в Илекском казачьем городке. Ясачных татар было 103 человека, чувашей — 10, башкир — 9, калмыков — 7, польской нации — 5 и др. Самым многонациональным оказалось казачье население Мо-чийской крепости. Здесь в числе новопоселенцев, поверстанных в казаки, было русских — 173, ясачных татар — 103, башкир — 9, чувашей — 10.

Впоследствии оказалось, что многие из зачисленных в казаки сходцев были не прописные, т. е. пропущенные по ревизии, а положенные в подушный оклад и подлежали возвращению их прежним владельцам. Но оренбургский губернатор И. И. Неплюев, ссылаясь на «крайнее малолюдство» в оренбургских крепостях, добился того, что их оставили на новом месте жительства с зачетом владельцам в рекруты. В целях развития торговых сношений с Казахстаном и Средней Азией, по ходатайству И. И. Неплюева (его донесение в Сенат от 25 февраля 1744 г.), в этом же году неподалеку от Оренбурга на реке Сакмаре были поселены торговые татары из Казанской губернии, основавшие Сеитовскую, или Каргалинскую слободу. В литературе, начиная с П. И. Рычкова, говорится, что в Сеитовской слободе поселилось 200 семей казанских татар. Однако в действительности, как показывает перепись 1747 г., их было только 173 семьи, насчитывавшей в общей сложности 996 душ мужского пола. Материалы переписи содержат сведения о том, откуда переселились эти крестьяне. «Заводчик» переселения, именем которого было названо новое место, 52-летний Сеит Аитов сын Хаялин и его семья до переезда проживали в деревне Маметевая Пустошь Казанского уезда. Большинство других семей — также из Казанского уезда, но были выходцы и из Свияжского, Симбирского и Уфимского уездов.

Жители Сеитовской слободы были зачислены в купечество, но в действительности лишь немногие из них имели достаточный капитал для совершения значительных торговых операций. Основная часть каргалинцев занималась хлебопашеством на пожалованных им казной в 1747—1748 гг. в собственность землях по рекам Сакмаре и Каргалкам. Тем не менее, каргалинские татары сыграли немалую роль в развитии торговых связей с Востоком. Известно, что в 1753 г. Насыр Саферов и Якуб Ягоферов совершили путешествие из Оренбурга в Индию.

Население Сеитовской слободы быстро росло за счет естественного прироста и новых переселений, достигнув к концу XVIII в. 3180 душ мужского пола. В 1802 г. часть его была переведена в деревню Чесноковку и редуты Никольский и Гирьяльский. В XIX в. слобода стала называться посадом и насчитывала в 1868 г. 8951 человека. В 40-х годах XVIII в. началось активное переселение ясачных татар Казанского края в район так называемой Ново-Московской дороги (позднее Казанский тракт), пролегавшей от Оренбурга на Казань. Правительство рассчитывало использовать их для организации почтовой связи и развития хлебопашества в этом, тогда еще слабо освоенном районе. К 1747 г. здесь возникло 54 новых поселения государственных крестьян-иноверцев, насчитывавших по II ревизии 1940 душ мужского пола татар и 19 душ мужского пола удмуртов. Кроме того, здесь деревнями селились русские и нерусские крестьяне, «непомнящие родства и помещиков» в числе 586 душ мужского пола и 54 души мужского пола русских помещичьих крестьян. Среди этих новообразованных деревень сравнительно крупными были Бу-гульминская слобода, деревни Димская, Кандыз, Дюсметева, Наурузова, Сарманаева, Юзеева, Муста-, фина, Биккулова и др.

В 50—60-х годах XVIII в., когда царизм широко проводил насильственную христианизацию нерусского населения Среднего Поволжья — татар, чувашей, мордвы — миграция из этого региона в Оренбургский край еще более усилилась. В северо-западной его части возникли многие новые селения. Крестьяне, как правило, переселялись самовольно, «сами собой, без письменных видов». Среди них выдвигались инициаторы и организаторы этого движения, так называемые «заводчики», именами которых нередко назывались новые места.

Так, деревня Микушкина чувашей-новокрещен была названа в честь первопоселенца 65-летнего крестьянина Микушки Охонкина, а по крещению Ивана Семенова; основанная мордвой-новокрещенцами деревня Кирюш-кина названа именем 62-летнего Кирилла Савельева и т. п.

Среди новых поселений преобладали деревни, заселенные крестьянами одной национальности, но нередко встречались и многонациональные. В деревне Сок-Кар-мала поселились мордва, чуваши, татары и русские. Некоторые из этих деревень и по сей день сохраняют разноэтнический состав населения. Всего за период со II по III ревизии (1747—1765) в Оренбургскую губернию прибыло 34890 переселенцев, в том числе 18,3 тыс. татар, 9,8 тыс. чувашей, 3,7 тыс. мордвы, 1364 марийца и 240 удмуртов. Все они поселились на казенной земле и пользовались ею из расчета 15 десятин на ревизскую душу.

Некоторые переселенцы размещались на вотчинных башкирских землях на условиях припуска. Эти припу-щенники были пришлым населением, называемым тептя-рями. Они начали поселяться в крае еще в конце XVI в., но вплоть до начала XVIII в. их численность оставалась небольшой. Значительный прирост численности тептя-рей наблюдается в 20-е годы XVIII в. Он связан с недовольством крестьян проведением первой переписи и введением подушной подати. По данным II ревизии в Оренбургской губернии насчитывалось 28750 тептярей, а к концу XVIII в. — 99292. Все они были выходцами из Среднего Поволжья, убежавшими «в башкиры» от усиливающегося феодального и национально-религиозного угнетения. Этнический состав тептярей был неоднороден. Более половины их составляли татары, далее — марийцы, удмурты и чуваши. Основная масса тептя-рейгтатар поселилась в Белебеевском, Бирском, Бугуль-минском и Мензелинском уездах; тептяри-марийцы и удмурты — в Бирском. В заселении и хозяйственном освоении Оренбургского края участвовали и помещичьи крестьяне, переводимые сюда насильно. До 40-х годов XVIII в. в крае практически не было помещичьих имений и крепостных крестьян. После основания Оренбурга и устройства пограничной линии правительство стало поощрять развитие здесь дворянского землевладения. Дворянам, назначаемым на гражданскую и военную службу в крае, предоставлялись льготы на приобретение земли путем правительственных пожалований и прямого присвоения казенных и башкирских земель. Указ от 11 февраля 1736 г. разрешил покупку земли у башкир и тем самым положил начало быстрому росту дворянского землевладения в крае.

Одним из первых завел имение П. И. Рычков, основавший в 1740-х гг. в Бугульминском ведомстве деревни Ключи и Верхосулье, в которых поселил 40 душ мужского пола крепостных крестьян, купленных у десяти разных помещиков Казанского, Симбирского и других уездов. В 50—60-х годах XVIII в. возникли имения в Бузулукском и Бугурусланском уездах. Здесь приобрели землю подполковник Роман Державин (отец поэта Г. Р. Державина), прапорщик Михаил Карамзин (отец писателя и историка Н. М. Карамзина), С. М. Аксаков (дед писателя С. Т. Аксакова), помещики Языков, Пилюгин, Булгаков, Ляхов, Тоузаков и др. Свои новообразованные имения они заселяли крепостными крестьянами, переводимыми из Симбирской, Казанской, Пензенской и других губерний.

Выходец из Симбирской губернии капитан Шеш-минского полка Иван Тимашев, назначенный в 1755 г. директором Оренбургской пограничной таможни, сумел за короткий срок приобрести обширнейшие земельные владения и создать имение в Оренбургском уезде. Действуя обманом и подкупом родовой верхушки, он за сравнительно невысокую плату в 1751 г. купил у башкир Тамьянской волости участок земли (длиной 10 и шириной 5 верст) по реке Сакмаре и в 1754 г. основал первую свою деревню Никольское. В 1761 г. он приобрел за 1500 руб. у башкир этой и соседних (Бурзянской и Усерганской) волостей целую область в живописной местности с плодородными землями, богатыми лесами* реками и озерами. В 1763 г. здесь было основано село Ташла, ставшее центром тимашевской вотчины. Имение Тимашевых быстро росло. В 1763 г. возникла деревня Ивановка, в 1768 г. — Городки, в 1775 г. — Троицкое, в 1789 г. — Ключи, в 1791 г. — деревни Козловка и Ал мал а (Тамгачи). В этих селениях разместились русские крепостные крестьяне, переведенные Тимашевым из поволжских и центральных губерний. Лишь в Алмале поселили крепостных татар из Казанской губернии, доставшихся его сыну Николаю Тимашеву в качестве приданого от его жены, дочери крупного татарского землевладельца Тевкелева. При Н. И. Тимашеве рост вотчины продолжался. В 1818 г. возникли еще два селения — Александровка и Екатериновка. Всего в имении Тимашевых по генеральному межеванию 1798 г. насчитывалось 154653 десятины земли и 3303 души обоего пола крестьян. Образование помещичьих имений в крае усилилось после подавления Крестьянской войны 1773—1775 гг., когда царизм в целях «умиротворения» этого «крамольного» края стал еще больше укреплять позиции дворянства и помещичьего землевладения. Если в 60-х годах XVIII в. в Оренбургской губернии насчитывалось 265 помещиков и 18 тыс. крепостных крестьян, то через три десятилетия численность помещиков — владельцев имений возросла до 546, а крепостных крестьян — до 34143 душ мужского пола.

В Оренбургском уезде вслед за Тимашевыми стали заводить имения и другие помещики. Подполковник (позднее генерал) А. П. Мансуров в 1761 г. основал село Спасское, в котором разместил крестьян, переведенных из Медынского и Масальского уездов Калужской губернии. В 1788 г. его новокупленные крестьяне Сыз-ранского уезда Симбирской губернии образовали деревню Новоселки. В 1791 г. деревню Александровку он заселил крестьянами из Бузулукского уезда. Поручик П. Д. Крашенников в 1780 г. заселил крестьянами, переведенными из Симбирского уезда, село Преображен-ское, в 1803 г. — деревню Андреевку. По соседству с тимашевскими владениями в 1794 г. возникло сельцо Тугустемир, в котором помещик М. А.

Никифоров поселил крепостных из Владимирской губернии. Переселение крепостных крестьян в тех условиях было делом трудным, сопряженным со многими тяготами и лишениями для них. Помещики, как правило, не оказывали им помощи, не заботились об их устройстве на новых местах. Яркое описание переселения крепостных крестьян в 60-х годах XVIII в. в Оренбургский край (Бугурусланский уезд) дал в «Семейной хронике» С. Т. Аксаков: «Нагрузив телеги женами, детьми, стариками и старухами, прикрыв их согнутыми лубьями от дождя и солнца, нагромоздив необходимую домашнюю посуду, насажав дворовую птицу на верхи возов и привязав к ним коров, потянулись в путь бедные переселенцы, обливаясь горькими слезами, навсегда прощаясь с стариной..., с могилами дедов и отцов. Переселение, тяжкое везде..., казалось делом страшным». Обремененные тяжестью барщинных повинностей новоселы подолгу не могли наладить свое хозяйство, выйти из нужды даже в условиях многоземельного края.

Помещики за счет эксплуатации крестьян получали большие доходы, расширяли хозяйство, перестраивая его на предпринимательский лад. Так, в имении Тима-шевых в конце XVIII в. были три водяных мельницы и винокуренный завод, дававший немалую прибыль. В Оренбургском имении сенатора Г. Р. Державина (село Смоленское-Державино и деревни Екатериновка, Гав-риловка, Феклинка) из 16347 десятин земли 2531 составляла пахотная земля. Ее обрабатывали крестьяне, поголовно состоящие на барщине. Хлеб шел главным образом на продажу и на устроенный в имении винокуренный завод, который производил в год по 10 тысяч ведер вина.

Для Оренбургского края был характерен захватный метод приобретения земли дворянами и заводовладель-цами. Начиная с 1750-х гг., помещики и горнозаводчики стали в больших размерах скупать за бесценок, присваивать путем долгосрочной аренды богатейшие земли и леса края. Одними из первых, кроме упомянутого выше И. Л. Тимашева, крупные сделки на приобретение земель совершили заводчики И. Б. Твердышев, И. С. Мясников, помещики А. И. Тевкелев, С. Е. Кротков, А. Я. Тоузаков и др. По неполным данным, за третью четверть XVIII в. было заключено 63 сделки на куплю, 25 — на аренду и 37 — на перепродажу земель.

Хищнический характер дворянской колонизации отмечали многие современники. Так, в 1859 г. П. Чоглоков писал на страницах газеты «Оренбургские губернские ведомости» о том, что «оккупаторы новых земель» открыто расхищали земельные богатства «Оренбургской украины». «Нередко, — отмечал он, — за ведро вина, фунт чаю, красный малахай приобретали целые 1000 десятин». Писатель С. Т. Аксаков, хорошо знавший Оренбургский край того времени, так писал в «Семейной хронике» о распространенном методе «покупки» земли: «... стоило только позвать к себе в гости десяток родичей-отчинников.., дать им два-три жирных барана.., поставить ведро вина да несколько ведер крепкого ставленного башкирского меда.., так и дело в шляпе.., За самую ничтожную сумму покупаются целые области». Помещики пользовались темнотой и неграмотностью местных жителей, отсутствием у них документов на землю, неопределенностью границ их земельных владений. С. Т. Аксаков отмечал, что «обыкновенно границы обозначаются урочищами, например, вот так: от устья речки Конлыелга до сухой березы на волчьей тропе, а от сухой березы прямо на общий сырт, а от общего сырта до лисьих нор...», и далее иронически замечал: «ив таких точных и неизменных межах и урочищах заключались иногда десять, двадцать и тридцать тысяч десятин земли! И за все это платилось каких-нибудь сто рублей».

Показательно, что среди населения Оренбургского края долго бытовали различные предания о захватах помещиками земель. Широко распространен был сюжет о том, как русский барин напоил башкир вином и затем попросил у них столько земли, сколько бычья шкура накроет. Когда же они, не подозревая обмана, согласились, он велел разрезать шкуру на узенькие ремешки и ими отмерить границу довольно большого участка. Согласно другому преданию, алчный помещик хотел за сто рублей получить столько земли, сколько успеет обежать за день, но погиб, стремясь как можно быстрее бежать и побольше ее захватить.

Интенсивное заселение вызвало большие изменения численности и состава населения края, оказало влияние на развитие его хозяйства и культуры. По II ревизии (1744) на территории Оренбургской губернии проживало 280 тыс. человек. По данным же V ревизии (1795) численность населения губернии уже составляла 760 тыс. человек. Следовательно, за пять десятилетий население увеличилось на 480 тыс., а среднегодовой прирост составлял около 10 тыс. По темпам прироста населения Оренбургская губерния занимала тогда одно из первых мест среди других районов страны (после Ново-россии и Нижнего Поволжья).

Существенные изменения претерпел национальный состав населения. Если в начале XVIII в. (1719) более 2/3 жителей края составляли башкиры, а удельный вес русских равнялся 15%, татар — 13%, чувашей — 0,03%, то к началу XIX в. удельный вес русских поднялся до 37%, татар — 27%, чувашей — 5,5, мордвы — 4,9%, а башкир снизился до 23,5%.

Изменился и сословный состав населения. Появились крепостные крестьяне и заводские работные люди; образовалось новое казачье войско — Оренбургское, насчитывавшее в конце. XVIII в. (1798) 20519 душ мужского пола. С возникновением новых городов Оренбурга, Бузу-лука, Бугуруслана, Стерлитамака, Челябинска, Троицка, Верхнеуральска, с развитием ранее существовавших Уфы и Бирска стало расти и городское население. В 1795 г. оно насчитывало 3833 души мужского пола податного населения, что составляло лишь 1% населения губернии. Кроме того в городах проживало и неподатное население — дворяне, казаки, духовенство и др. В 1795 г. в губернии насчитывалось 1905 душ мужского пола дворян и 1350 духовенства.

В ходе заселения Оренбургского края проходило его земледельческое освоение. Развитию хлебопашества благоприятствовало обилие плодородных земель; потребность в товарном хлебе возросла в связи с развитием горнозаводской промышленности, расположением больших контингентов регулярных войск, ростом городов, увеличивающимся вывозом хлеба в Казахстан.'

Многие современники выдвигали задачу значительного расширения хлебопашества за счет привлечения в край крестьян-переселенцев, развития земледельческих занятий у башкир и казахов. Известный исследователь Оренбургского края П. И. Рычков в 1767 г. в статье «О способах к умножению земледелия в Оренбургской губернии» писал: «Смело могу сказать, что из великого ея множества пахотных земель и сотая часть к пашне не употребляется. Самые лучшие места остаются тут впусте бесплодными и бесполезными. Весь башкирский народ, который жительствами и расположением своим занимает самую лучшую и величайшую часть помянутой губернии и составляет наибольшее в нем людство, поныне никакого почти рачения к тому не прилагает и ничем к тому не поощряется». Оренбургский губернатор И. А. Рейнсдорп в 1770 г. в докладе Екатерине II также отмечал, что «самые наилучшие земли лежат в ней (губернии) праздно».

Ведущую роль в земледельческом освоении края играло пришлое крестьянское население: русские, татары, чуваши, мордва и др. Они приносили с собой веками сложившуюся культуру земледелия, агротехнические навыки и приемы, разнообразные орудия труда. Своим упорным трудом они поднимали целину, расширяли посевы, способствовали переходу башкир от полукочевого хозяйства к земледелию и в конечном итоге превращению края в район крупного производства хлеба. С возникновением новых селений появлялись и новые массивы возделанных полей. Так, около подгород-ней татарской Сеитовской слободы в 1763 г. было посеяно разного хлеба на площади 1500 десятин, в татарских селениях по Казанскому тракту от деревни Науру-зовой до Биккуловой — 2684.

Всего в конце 60-х годов XVIII в. (1767) посевы в губернии составляли 182874 десятины, в том числе 67260 ржи, 26816 — пшеницы, 20361 — ячменя, 39183 десятины овса; наибольшее количество посевов было в Исет-ской провинции, более других заселенной крестьянами. В Оренбургской же, включая и население по пограничной линии, было засеяно 14524 десятины. !

К концу XVIII в. (1794) площади посевов увеличились по сравнению с 60-ми годами более чем на 700 тыс. десятин. Этот огромный прирост посевов хлеба был достигнут благодаря упорному труду крестьян-земледельцев.

С самого начала заселения края его первопоселенцы стали открывать и осваивать месторождения различных руд и минералов. И. К. Кирилов, описывая в донесении правительству свое продвижение с экспедицией в 1735 г. от Уфы на юг к Яику и Ори, сообщал, что всюду по пути «подземное богатство открывается, о каком здесь не чаяно», что они проехали «сплошь по благонадежным медным и серебряным и минеральным признакам и надобным камням». Богатства недр способствовали возникновению горнозаводской промышленности на Южном Урале. Зачинателями этого заводского строительства стали деятельные и предприимчивые симбирские купцы братья Твердышевы, И. С. Мясников, И. А. Мосолов, знаменитые заводчики Демидовы, граф П. И. Шувалов, граф К. Е. Сивере и др. Из построенных в 1744—1760 гг. в Оренбургской губернии 28 заводов на долю горнозаводской компании Твердышевых и Мясникова приходилось 11 : 5 чугуноплавильных и железоделательных и 6 медеплавильных. Последние вскоре стали давать более пятой части общероссийской выплавки меди. Руду на Каргалинских рудниках добывали ручным способом в открытых копях и шахтах и отвозили на подводах на заводы, расположенные за 200—300 верст. Следы старинной рудной дороги сохранились до наших дней.

Крепостные люди, работавшие на заводах по 10—13 часов в день, получали мизерную плату по 8—10 копеек. Дешевизна рабочей силы позволяла заводовладельцам наращивать производство металлов и получать большие прибыли. В 1797 г. в губернии было произведено 1 млн. 375 тыс. пудов чугуна и железа, 39 тыс. пудов меди.

Важное место в хозяйстве края занимал Илецкий соляной промысел, который с 1753 г. стал казенным. Для его охраны от набегов кочевников на следующий год построили Илецкую защиту (ныне город Соль-Ил ецк). На разработке соли трудились до 200 человек ссыльных и каторжников. «Работные люди, — писал П. И. Рычков, — вырубают соль топорами, у коих длинные топорища». Сперва прорубали две параллельные глубокие борозды, а затем ударами тяжелого бревна откалывали большие глыбы, дробили их на более мелкие куски, выносили носилками наверх к весам и в магазин (склад). Ежегодная добыча соли составляла 500 тыс. пудов. Илецкая соль отличалась высоким качеством и успешно продавалась внутри губернии и за ее пределами.

Развивались в губернии и другие отрасли промышленности: мукомольная, кожевенная, салотопенная, винокуренная. В 60-х годах появился пуховязальный промысел. Рост сельскохозяйственного и промышленного производства способствовал развитию внутренней и внешней торговли, втягиванию края в систему всероссийского рынка. В городах и крупных селах возникали ярмарки и базары, где шла торговля местными и привозными товарами. В 1749—1754 гг. у Оренбурга на левобережье Яика для торговли с азиатскими купцами был сооружен Меновой двор. Он представлял собой внушительных размеров четырехугольное кирпичное сооружение (длина каждой стороны стены 430 м). Внутри находилось 246 лавок и 140 амбаров, где с весны до поздней осени шла оживленная торговля, преимущественно меновая, т. е. безденежная. Торговали российскими котлами, металлической и деревянной посудой, хлебом, выделанной кожей, тканями, среднеазиатскими халатами, шелками, коврами, фруктами. Казахи Малого жуза пригоняли для обмена многочисленные стада лошадей и овец, привозили шкурки лисиц, корсаков, волков и других степных зверей. В Оренбург ежедневно приезжало от 100 до 2000 человек. Торговые обороты росли из года в год и приносили большой доход. Только от сбора пошлин на Меновом дворе в казну ежегодно поступало до 40—47 тыс. рублей.

Скупкой пригоняемого казахами скота занимались скотопромышленники — «баранщики» из купцов, мещан, зажиточных крестьян Оренбургской и других губерний. Скупаемый скот по специальным скотопрогонным дорогам поступал во внутренние районы края и страны. С возникновением салотопен в 60-е годы часть аранов стали забивать на месте, а сало отправлять во многие российские города и за границу.

Вплоть до 70-х годов XVIII в. главнейшим предметом ввоза из Средней Азии в Россию были драгоценные металлы: серебро в персидских монетах и индийских рупиях, золото «песочное» и в бухарских монетах. По данным П. И. Рычкова, с 1748 по 1755 гг. через Оренбургскую таможню поступило в Россию 50 пудов золота, 4600 пудов серебра, много драгоценных камней, причем он считал эти официальные данные явно заниженными, так как они не учитывали контрабандной торговли, а она была велика. Азиатские купцы много золотых и серебряных монет привозили зашитыми в одежду, пояса, а местные власти вынуждены были мириться с контрабандой, так как понимали, что «азиатцев дабы не озлобить, крепко осматривать не возможно». Серьезным препятствием на пути развития русско-азиатской торговли были частые нападения на караваны, их разграбление отрядами казахских и среднеазиатских феодалов. Оренбургские власти стремились обеспечить безопасность торговли в крае. Они неоднократно направляли соответствующие требования и предписания к казахским и хивинским правителям. На оренбургском Меновом дворе для наблюдения за порядком во время торга ежедневно назначался караул из роты солдат «при обер-офицере с артиллериею». Летом, в разгар торговли, в степи находился отряд казаков в несколько сот человек.

Выгодное географическое положение Оренбургского края породило мысль о возможности проложить торговые пути в далекую Индию. Сторонниками этой идеи были первые «устроители» края: Кирилов, Татищев, Неплюев. По поручению И. И. Неплюева в 50-х годах XVIII в. П. И. Рычковым был разработан проект торговли с Индией, в котором предусматривались создание особой торговой компании из числа крупного купечества и организация торговых караванов. Проект был одобрен коллегией иностранных дел и Сенатом. Путешествие в Индию в 1753 г. каргалинских татар Насыра Са-ферова и Якуба Ягоферова, а в 1755 г. оренбуржцев Филиппа Ефремова и Габайдуллы Амирова, казалось, убеждали в осуществимости проекта, но которому так и не суждено было тогда реализоваться.

Народ, освободивший страну от французского нашествия, надеялся и на свое освобождение от крепостничества. Но возвращаясь домой, большинство воинов должно было снова нести ярмо крепостного гнета, терпеть помещичий произвол. Не случайно, что после войны 1812 г. в среде передовых людей русского общества с большой силой проявились освободительные идеи и умонастроения, вылившиеся в движение декабристов. Видный деятель этого движения Александр Бестужев писал: «Наполеон вторгся в Россию, и тогда-то народ русский впервые ощутил свою силу, тогда-то пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва патриотической, а впоследствии и народной. Вот начало свободомыслия в России».

Восстания 14 декабря 1825 г. в Петербурге и Черниговского полка на юге страны были подавлены правительственными войсками. Но передовые идеи «героев 14 декабря» не умерли с разгромом восстания, а продолжали жить и распространяться вширь, вплоть до самых отдаленных уголков великой страны. Идеи декабристов имели своих сторонников и продолжателей в окраинном Оренбуржье.

Здесь среди передовой части дворянской и разночинной молодежи в те годы распространялись свободолюбивые, демократические идеи и убеждения, проявлялось стремление быть готовым к борьбе за освобождение народа от крепостничества и деспотизма. В Оренбурге оформилась тайная организация, ведущая свое начало от местного отделения масонского Московского новиковского общества, возникшего в конце XVIII в. К сожалению, имена основателей этого общества не найдены. Известно лишь, что в первое десятилетие XIX в. его душой, признанным руководителем был Павел Елисеевич Величко, занимавший пост директора Оренбургской таможни, а затем — начальника Оренбургского таможенного округа. Он имел широкие связи и возможности вовлечения в организацию людей надежных, свободомыслящих. Среди соратников Величко выделялись офицер Александр Лукич Кучевский, служивший в четвертом Оренбургском линейном батальоне, и Александр Павлович Величко, сын руководителя, магистр физики и математики.

Новая страница в истории тайного общества связана с именем Петра Михайловича Кудряшева, возглавившего его после смерти П. Е. Величко. П. М. Кудряшев (1797—1827) — выходец из солдатской семьи. В восемнадцатилетнем возрасте поступив на службу, он выполнял работу бригадного писаря, аудитора линейного батальона. Человек одаренный, он рано проявил склонности к литературе, восточным языкам, истории, этнографии. Литературная деятельность Кудряшева широко развернулась в Оренбурге, куда он был переведен в 1822 г. из Верхнеуральска на должность аудитора ордонансгауза (чиновника по судебным делам при комендатуре). В Оренбурге он написал большинство своих поэтических и прозаических произведений.

Творчество Кудряшева богато и многообразно. Здесь повести и рассказы из жизни народностей Оренбургского края, множество стихотворений, этнографические очерки и статьи, работы исторического характера и произведения для детей. Сочинения оренбургского литератора печатались и были благожелательно встречены общественностью во многих столичных журналах и альманахах: «Вестник Европы», «Отечественные записки», «Благонамеренный» и др. Они проникнуты горячей любовью к людям, угнетенному многонациональному крестьянству края. Известность получили башкирская повесть «Абдряш», татарская «Искак», калмыцкая «Даржа», «Сокрушитель Пугачева илецкий казак Иван», стихотворная повесть «Мятежник Емельян Пугачев», историко-этнографический очерк «Предрассудки и суеверия башкир» и др.

В Оренбурге вокруг Кудряшева, пользовавшегося заслуженным авторитетом, сплотился кружок литераторов, куда входили учитель словесности уездного училища поэт Павел Емельянович Размахнин, братья Александр и Михаил Крюковы. Они горячо обсуждали проблемы литературного творчества, высказывали советы друг другу по поводу создаваемых произведений. Все они время от времени публиковались в центральных журналах и сборниках. Известность получили стихи А. П. Крюкова и его повесть о пугачевском восстании «Рассказ моей бабушки». Сюжет и некоторые детали повести использовал А. С. Пушкин в своей «Капитанской дочке». Посетивший Оренбург в 1824 г. редактор-издатель журнала «Отечественные записки» П. П. Свиньин познакомился с Кудряшевым и по достоинству оценил его дарование. Он стал поддерживать с ним связь, публиковал в своем журнале многие его произведения.

При Кудряшеве тайное общество пополнилось новыми, более решительно настроенными молодыми людьми. Оно имело свои программные документы — Устав и Инструкцию, написанные, как полагают, П. М. Кудряшевым и определявшие цели и задачи организации, планы предстоящих действий. «Оренбургское тайное общество, — говорилось в Уставе, — составлено с целью политической. Цель его есть изменение монархического правления в России и применение лучшего рода правления к выгодам и свойствам народа для составления истинного его благополучия». В результате переворота планировалось объявить в изданной прокламации: «1. Россию свободною. 2. Уменьшение годов службы нижних чинов и удвоение их жалования. 3. Освобождение крестьян помещичьих. 4. Прощение налогов и недоимок государственных. 5. Избавление нижних чинов : от телесного наказания».

В Оренбургском тайном обществе обсуждался и конкретный план, рассчитанный на то, чтобы «поднять знамя бунта в городе», используя перешедшие на сторону восстания регулярные и казачьи войска, а также поддержку населения. Программой предусматривалось лишить свободы военного губернатора и верных ему чиновников и затем, взяв власть в Оренбурге, двинуться на Казань, поднимая «все лежащие по пути селения». Оренбургские вольнодумцы мыслили дополнить военный «бунт» массовым народным, прежде всего, крестьянским восстанием. Члены общества вели пропаганду в войсках, установили связь с солдатами бывшего гвардейского Семеновского полка, сосланными в Оренбург за выступление в Петербурге в 1820 г.

Планам этим, однако, не суждено было осуществиться. Оренбургское тайное общество было раскрыто по доносу провокатора — бывшего юнкера Петербургского артиллерийского училища Ипполита Завалишина, разжалованного в рядовые и сосланного в Оренбург в декабре 1826 г. за ложный извет на своего брата Дмитрия, декабриста. Завалишину удалось войти в доверие к младшим офицерам, получить устав и инструкцию, списки членов общества и даже их подписи. В апреле 1827 г. все это он передал командующему корпусом военному губернатору П. К. Эссену.

Начались аресты военнослужащих и гражданских лиц, среди которых оказался и сам Завалишин. Однако глава общества П. М. Кудряшев, узнав о доносе, успел предупредить его членов и уничтожить компрометирующие материалы. Поэтому за неимением прямых улик Кудряшева и многих арестованных вскоре освободили. Но потрясенный всем случившимся П. М. Кудряшев 9 мая скоропостижно скончался.

Военному и гражданскому суду были преданы прапорщики Дмитрий Таптиков и Иван Старков, портупеи-прапорщики Василий Колесников и Хрисанф Дружинин, унтер-офицер Андрей Шестаков, хорунжий Оренбургского казачьего войска Василий Ветошников, рядовой Ипполит Завалишин. Старшему из них было 33 года, младшему — 18 лет. Все арестованные были по происхождению дворянами, но не имели ни поместий, ни крепостных.

Обвиняемые, сговорившись, единодушно отрицали существование Оренбургского тайного общества до появления в Оренбурге И. Завалишина. Поэтому военный суд пришел к выводу, что организатором этого общества является сам Завалишин, который и вовлек в него остальных участников процесса. 5 мая 1827 г. начались заседания военного суда, который вынес жестокий приговор: Д. П. Таптикова, В. П. Колесникова, В. В. Ветошникова, И. Завалишина приговорил к смертной казни через колесование; И. М. Старкова и X. М. Дружинина — к смертной казни; А. Г. Шестакова — к разжалованию навечно в солдаты. Гражданского чиновника 19-летнего Степана Дынькова палата уголовного суда приговорила к ссылке навечно в каторжные работы.

Военный губернатор П. К. Эссен смягчил приговор, заменив смертную казнь каторгой. Материалы военного суда и заключение губернатора рассматривались в Военном министерстве и затем Николаем I. По решению царя четверо осужденных приговаривались к каторжным работам в Сибири: И. Завалишин — навечно, Д. П. Таптиков — к четырем годам, X. М. Дружинин — к трем годам; В. В. Ветошников, И. М. Старков, А. Г. Шестаков и С. Дыньков были разжалованы в солдаты и отправлены на службу в Кавказский корпус, воевавший против горцев.

Осужденных обрили, одели в армяки, заковали в кандалы, попарно примкнули к железному пруту - «канату» и 13 сентября 1827 г. отправили в Сибирь. Прощаясь с родным городом и краем, с родственниками и друзьями, они «в последний раз пропели гимн, некогда в патриотических мечтах сочиненный незабвенным Кудряшевым», — вспоминал В. П. Колесников в своих «Записках несчастного, содержащих путешествие в Сибирь по канату». По словам автора, «не только простые граждане, но и чиновники, купцы, даже солдаты под страхом военной дисциплины находящиеся, — одним словом, все жители принимали в нас живейшее участие и явно показывали, что не одобряют жестокого с нами поступка». Ярко описывается прощание с родным Оренбургом: «Отойдя за версту от селения, мы поднялись на гору, и вдруг Оренбург с окрестностями своими представился нашему взору. Сквозь редеющий воздух виднелся город, а за ним расстилалась необозримая кир-гиз-кайсацкая степь... Внезапно пламенный энтузиазм любви к родине овладел нами, мы все вдруг схватили по горсти земли и клялись хранить ее при себе до конца нашей жизни вместе с благодарным воспоминанием о добрых наших согражданах...»

Тяжел, мучителен был пеший путь в Сибирь «по канату», .через многие этапы и полуэтапы. Он длился целый год. В Чите, а затем в Петровском заводе орен-буржцы отбывали свой срок каторги. Декабристы приняли их сочувственно, как братьев по духу, по общему делу, поддерживали их, помогая сносить тяготы каторжной жизни.

В августе 1831 г. Д. П. Таптикову, а годом позже и В П. Колесникову разрешено было выйти на поселение. Таптиков, поселившийся с женой и детьми в селе Малышевке, несмотря на перенесенный паралич, исполнял должность писаря в одной из бурятских дум. В. П. Колесников прожил на поселении до 1856 г., когда по манифесту получил право вернуться в европейскую Россию. Полагают, что он умер в 1862 г. Даты смерти Дмитрия Таптикова и Хрисанфа Дружинина не известны. Затерялись следы и тех, кто из Оренбурга был отправлен на Кавказ. Провокатор И. Завалишин, отбыв сибирскую каторгу, жил в Верхнеудинске, затем в Кургане, но, взявшись за прежнее дело — доносы, снова угодил в острог, а затем в ссылку в самую глухомань — Пелым. Умер он в семидесятых годах XIX в. История Оренбургского тайного общества свидетельствовала о том, что движение декабристов оставило глубокий след в общественной жизни страны

2.1. Оренбургская экспедиция 

Новая страница в истории Оренбургского края открывается с середины 30-х годов XVIII в., и связана она с деятельностью Оренбургской экспедиции, которая осуществила практическое включение в состав Российского государства обширнейших пространств Южного Приуралья и Казахстана, открыв возможности для их широкого освоения и развития.

Еще со времен Петра Великого Россия проявляла интерес к прокладыванию путей в Среднюю Азию.

В 1731 г. Малая киргиз-кайсацкая (казахская) орда во главе с ханом Абулхаиром добровольно вступила в российское подданство, надеясь найти в ее лице надежную защиту от нашествия джунгар. В связи с этим обер - секретарь Сената Иван Кириллович Кириллов  (1695—1737), видный русский ученый-географ, картограф, экономист, автор первого отечественного экономико-географического описания России «Цветущее состояние Всероссийского государства» (1727), разработал обстоятельный проект-обоснование специальной экспедиции «Изъяснение о киргиз-кайсацкой и каракалпакской ордах». В нем автор подробно описал казахстанские и каракалпакские земли: природные условия, полезные ископаемые, торговые пути, — доказывая возможности и выгоды установления торгово - экономических связей России с этими народами и странами. Во второй части «Изъяснения» обосновывались необходимость и задачи специальной экспедиции на Яик, к границам Казахстана. Центральным пунктом проекта было основание в устье реки Орь нового города-крепости и цепи укреплений по Яику и другим рекам, которые составили бы пограничную линию. Это, по мнению Кирилова, обеспечило бы прочное закрепление России на юго-восточных рубежах и открывало пути в Среднюю Азию и даже далекую Индию. В проекте предусматривалось основать порт на Аральском море в устье Сыр - Дарьи, доставить туда корабли, привезенные в разобранном виде из намечавшегося к постройке Оренбурга.

Сенат рассмотрел и 1 мая 1734 г. утвердил проект, выделив средства на снаряжение экспедиции, рабочую силу и вооруженную охрану. В целях секретности экспедиция сперва называлась «Известной», а затем стала именоваться «Оренбургской». Начальником ее был назначен И. К. Кирилов, получивший широкие полномочия в «Новой России» — Оренбургском крае. По его предложению будущему городу была дана особая «Привилегия», подписанная 7 июня 1734 г. императрицей Анной Иоанновной  . В ней городу давалось имя — Оренбург и предоставлялись существенные льготы и преимущества.

Энергичными действиями в короткий срок И. К. Кирилов сформировал экспедицию численностью около двухсот человек и военный отряд — около двух с половиной тысяч человек. Среди участников были специалисты различного профиля, в том числе известные ученые: астроном и математик Д. Эльтон, ботаник И. Г. Гейнцельман, геодезисты П. Чичагов, А. Клешнин, М. Пестриков, живописец Д. Кэстль, специалисты-рудознатцы, студенты Славяно-греко-латинской академии. В качестве бухгалтера в экспедицию входил  П. И. Рычков, вскоре прославивший себя как выдающийся исследователь Оренбургского края. Понимая государственную важность и научную ценность экспедиции, изъявлял желание участвовать в ней и М. В. Ломоносов, но его стремление не осуществилось.

Весной 1735 г. из Уфы, которая стала опорной базой, экспедиция И. К. Кирилова отправилась на юг, к Орскому устью. Медленно продвигаясь по территории Башкирии вдоль западных склонов Уральского хребта, она в начале августа достигла намеченного места, и 15 августа при впадении Ори в Яик была заложена небольшая крепость «о четырех бастионах, с цитаделью малою на горе Преображенской». Две недели спустя начали строить и сам город Оренбург, переименованный потом в Орскую крепость.

Закладка города имела важное значение и далеко идущие последствия для страны. Понимая это, И. К. Кирилов писал в донесении в Сенат, что «Новая Россия» впредь не меньше почетна быть может иных от европейских держав сысканных новых же и прославленных металлами и минералами земель». И действительно, пройдет 10—15 лет и в новоприсоединенном крае заработают многие горные заводы, соляные и другие промыслы. Южный Урал, вслед за Средним, станет крупным центром металлургического производства и внесет весомый вклад в превращение России во второй половине XVIII в. в крупнейшего производителя металлов. 

Осенью следующего 1736 г., Кирилов заложил целую цепь укрепленных населенных пунктов по Яику, Самаре и Сакмаре, которые должны были защитить новоприсоединенные земли от набегов степных кочевников. 

Деятельность экспедиции, присутствие здесь достаточно большого военного отряда вызвали беспокойство и тревогу местного башкирского населения, вполне основательно опасавшегося проникновения и закрепления здесь царской администрации, российского дворянства и купечества, что привело бы к отторжению лучших башкирских земель, богатых лесами, рудами и минералами. В ответ на деятельность экспедиции и закладку Оренбурга началось башкирское восстание, продолжавшееся в перерывами с 1735 по 1740 гг. 

В трудных условиях противодействия части местного населения, нехватки продовольствия, материальных средств экспедиция продолжала работу как по закладке новых населенных пунктов, так и по исследованию природы и недр края. Кирилов, руководивший до этого крупными работами по составлению карт и общего атласа России, прежде всего обратил внимание на картографические работы. На основе проведенных топографических съемок были составлены первые географические карты значительных участков территории вдоль Яика и Белой, где обозначены реки, озера, леса, степи, населенные пункты, дороги и другие объекты. Экспедиция проводила поиски полезных ископаемых, особенно рудных месторождений меди, железа, драгоценных металлов. Для этой цели Кирилов затребовал из Екатеринбурга горного офицера с помощниками. И результаты не замедлили сказаться. У Сакмарского городка Табынска и на реке Большой Ик нашли медную руду, местами выходящую на поверхность. Стремясь как можно быстрее начать добычу и выплавку меди, уже в 1736 г. начали строить недалеко от Табынска казенный Воскресенский медеплавильный завод. 

Участники экспедиции обследовали богатейшее Илецкое месторождение соли, начали добычу и отправку ее в Уфу. Образцы этой высококачественной соли, а также яшмы, мрамора, агата и других южноуральских горных пород были доставлены в Петербург, в Академию наук. Ботаник И. Г. Гейнцельман первым изучил флору края, собрал ценный гербарий, включавший 400 видов растений. Астроном Джон Эльтон и другие участники экспедиции наблюдали в начале 1736 г. в Уфе лунное затмение. Проводились и другие исследовательские работы, положившие начало научному изучению Оренбургского края. 

В разгар своей деятельности руководитель экспедиции И. К. Кирилов, не успев многое завершить из начатого и задуманного, в апреле 1737 г. умер в расцвете сил от тяжелой болезни. После Кирилова на пост начальника Оренбургской экспедиции, которая стала называться комиссией, был назначен не менее яркий и талантливый человек Василий Никитич Татищев   (1686— 1750) — основоположник исторической науки в России, географ, государственный деятель, руководитель уральских горных заводов, основатель Екатеринбурга. Он продолжил созидательную деятельность экспедиции по закладке новых и строительству уже основанных городов, крепостей, форпостов, редутов. В 1738 г. Татищев вел переговоры с ханом Малой орды Абулхаиром в Оренбурге (Орске) и, заручившись его поддержкой, снарядил первый торговый караван в Среднюю Азию. Найдя неудачным выбор Кириловым места для закладки Оренбурга, Татищев предложил перенести столицу края на новое место, на 150 верст ниже по течению Яика в урочище Красная гора. Указом правительства от 20 августа 1739 г. это предложение было принято, и предписывалось осуществить строительство Оренбурга на новом месте, а прежний Оренбург называть Орской крепостью. Однако отозванный в начале 1739 г. в столицу В. Н. Татищев не смог реализовать свой план, и Оренбург на этом месте так и не был построен.

В. Н. Татищев продолжил начатые его предшественником исследовательские работы в крае. Покинув край, Татищев не порвал связи с ним. Он вел оживленную переписку с П. И. Рычковым и некоторыми другими оренбуржцами. Тонкий политик, он старался не жестокостью, а гуманным отношением, уступками умиротворить край, погасить пламя восстания в Башкирии. Татищев требовал от чиновников доброго отношения к башкирскому населению, пресекал злоупотребления местной администрации. За грабеж капитан Житков, по настоянию Татищева, был приговорен к смертной казни, за взятки и казнокрадство предан суду уфимский воевода Шемякин; Татищев пресек грубое самоуправство Тевкелева и других чиновников, чем нажил себе немало врагов, которые, в свою очередь, обвинили его во многих злоупотреблениях и послали донос в Петербург, что и послужило причиной отстранения Татищева от должности начальника Оренбургской комиссии. 

Новый начальник комиссии князь В. А. Урусов проявил необычайную жестокость, огнем и мечом наводя «порядок» во вверенном ему крае, что вызвало новую вспышку восстания в Башкирии. Урусов бросил на его подавление около 6 тысяч человек с артиллерией. Захваченные в плен участники восстания были подвергнуты жестокой экзекуции.

В 1742 г. В. А. Урусова сменил И. И. Неплюев.

4.2. Край политической ссылки

Стремясь к росту численности населения в отдаленной оренбургской окраине, царские власти помимо переселений практиковали высылку разного рода «неблагонадежных», «бродяг», «беглых», осужденных преступников, проштрафившихся чиновников, военных и других. Сюда попадали люди за «худое поведение», «противные поступки», составление «непозволительных прошений», жалоб, за «возмущение» помещичьих крестьян, по многим другим поводам и обвинениям. В ссылку люди могли угодить по решению суда, а иногда и просто по распоряжению того или иного временщика. Царские власти рассматривали ее не только как меру пресечения крамолы и вольнодумства, но и как средство пополнения дешевой рабочей силой и солдатами гарнизонов этого еще мало заселенного края. Ссыльные направлялись на строительство городов и крепостей, на заводы и промыслы, а также зачислялись в состав местных казачьих войск.

Возникший в 50-х годах XVIII в. Илецкий соляной промысел использовал почти исключительно труд ссыльных. Немало ссыльных находилось в Оренбурге, Троицке, других городах губернии. Поэт Г. Р. Державин в своих автобиографических «Записках», рассказывая о пребывании в юные годы в Оренбурге, упомянул первого своего учителя, некоего Иосифа Розе, сосланного «за какую-то вину в каторжную работу». По данным «Генеральной табели» в 1767 г. в губернии находилось около 1200 ссыльных, «присланных из разных судебных мест», из них 814 — на поселение и 380 — в казенные работы, с ними было 59 детей. В отношении последних в документе отмечалось: «для обучения оных... российской грамоте по указу из правительствующего Сената учреждена и имеется в Оренбурге школа, в которой они обучаются».

Под гласным и негласным надзором властей находились люди различного социального происхождения — и простые, неграмотные крестьяне, казаки, солдаты, и высокообразованные дворяне, и разночинцы. В феврале 1781 г. в Оренбург прибыл Григорий Семенович Винский (1753—1818), без всяких оснований приговоренный, якобы, за кражу из государственной казны к вечной ссылке в Оренбургский край. Находясь до конца своих дней в изгнании, он занимался педагогической и литературной деятельностью: был домашним учителем, переводил на русский язык произведения передовых западноевропейских писателей, написал свой главный труд — книгу мемуаров «Мое время», где высказывал свободолюбивые мысли и оценки, которые, по словам современного исследователя, были осенены радищевским светом.

До конца XVIII в. среди лиц, высылаемых в Оренбургский край, политических ссыльных было немного, но в первой половине XIX в. политическая ссылка приобрела широкий масштаб. Объясняется это тем, что тогда в ответ на небывалый подъем народного и освободительного движения, неизмеримо возросла и карательная деятельность царской администрации по пресечению «вольнодумства», подавлению волнений, восстаний, тайных обществ, национально-освободительного движения народов России.

С 1815 г. в Оренбурге отбывал наказание поэт пушкинской поры Александр Мещевский, использовавший в своем творчестве восточные мотивы, в чем несомненно сказалось знакомство с народами многонационального края.

Большая партия ссыльных оказалась в Оренбургской губернии после массовых волнений военных поселян 1817—1819 гг. Сюда прибыли участники Чугуевского восстания. Среди них были женщины и сочувствующие восставшим офицеры. Так, старший дивизионный адъютант ротмистр Тареев был приговорен к заточению в тюрьму одной из крепостей Оренбургской линии. За «сочинение непозволительных просьб военным поселянам» были лишены чинов и сосланы в Оренбург капитан Ратищев, дворянин Зиер — в Бузулук, в Челябинск — поручик Линник и др. В 1817—1821 гг. в нашу губернию по приговорам судов из Новгородской, Курской и Харьковской губерний было сослано 260 военных поселян, 20 офицеров и гражданских чиновников. 

Активность карательной политики самодержавного правительства еще более возросла в 20-е годы, что было связано с его реакцией на декабристское движение. Обеспокоенный тем, что «крамола» и «неповиновение» стали проникать в опору власти — армию, царизм крутыми мерами «усмирил» в октябре 1820 г. стихийное выступление солдат гвардейского Семеновского полка. Девять «зачинщиков» были наказаны шпицрутенами и отправлены на каторгу, 276 человек сосланы в Оренбургский корпус и размещены в гарнизонах Оренбурга, Илецкой Защиты, Уфы и других крепостей. Ссыльные семеновцы, по свидетельству современников, способствовали распространению в войсках «революционной заразы», возбуждали «ненависть и презрение к правительству». Они открыто выражали сочувствие и солидарность с арестованными участниками Оренбургского тайного общества, когда тех отправляли в сибирскую Каторгу.

В феврале 1822 г. в Оренбург был сослан молодой артиллерийский прапорщик, будущий знаменитый ученый-географ и путешественник Григорий Силыч Карелин (1801—1872), вина которого заключалась в «непозволительной дерзости» — карикатуре на всесильного временщика графа А. А. Аракчеева. Оренбургский край увлек молодого исследователя и сыграл решающую роль в становлении его как ученого. Карелин проводил экспедиции на Эмбу, Устюрт, в Башкирию, на Тобол, Каспий, Алтай. Здесь он написал многие свои ученые труды. Важнейшая страница в истории российской политической ссылки связана с движением декабристов. Тяжелую, мучительную судьбу уготовил царизм «лучшим людям из дворян», героям 14-го декабря: пятеро были повешены, многие отправлены на каторгу; некоторые попали в Оренбургский край. Среди них — участники восстания на Сенатской площади, офицеры, разжалованные в солдаты: П. А. Бестужев, А. В. Веденяпин, Ф. Г. Вишневский, Н. П. Кожевников, Е. С. Мусин-Пушкин, А. А. Фок.

Без разжалования в Оренбургский корпус были переведены офицеры-декабристы А. С. Горожанский, Д. А. Искрицкий, Е. Е. Франк, И. М. Черноглазов.

Ссыльные декабристы были рассредоточены по разным местам обширного края.

Деятельный член Северного общества П. А. Бестужев по приговору Верховного уголовного суда был лишен чинов и определен «в солдаты с выслугою» в гарнизон Кизильской крепости; Ф. Г. Вишневский попал в Троицк; Н. П. Кожевников — рядовым в Оренбургский гарнизонный полк; А. В. Веденяпин — в Верхнеуральск; Е. С. Мусин-Пушкин — в отдаленную крепость Звериноголовскую; А. А. Фок угодил еще дальше — в Усть-Каменогорскую крепость. Спустя полгода их отправили «до личной выслуги» на Кавказ, где шла война с Ираном и Турцией. И такую выслугу они действительно заслужили своими боевыми делами.

Показательна в этом отношении дальнейшая судьба бывшего подпоручика лейб-гвардии Измайловского полка Александра Фока. За боевые заслуги и ранение в сражениях против турок он в 1833 г. из рядовых произведен в прапорщики и направлен в Оренбургский корпус. После двух лет службы был уволен в звании в поручика и около двух десятков лет прожил в своей деревне Андреевке Бирского уезда и в Уфе, так и не освободившись до конца дней своих от унизительного полицейского надзора. Близкий к Обществу соединенных славян И. М. Черноглазое два года содержался в Петропавловской крепости, а затем был переведен в Верхнеуральский гарнизонный батальон. Он дослужился до чина капитана, но в 1840 г. был предан военному суду за самовольное оставление службы.

В 1830 г. в Оренбургскую губернию был выслан разжалованный в солдаты участник Общества соединенных славян Н. П. Красницкий. Находясь в ссылке, многие из декабристов оставались верными революционным взглядам. Так, член Северного общества поручик Кавалергардского полка А. С. Горожанский, переведенный после четырехлетнего заключения в крепости в гарнизон Кизила, произносил «разные дерзкие слова на особу его величества», заявляя, что не признает над собой власти царя. За это он был снова арестован и заточен на многие годы в Соловецкий монастырь.

Оренбургскую ссылку познали и некоторые рядовые участники восстания. Канонир-артиллерист С. Зайцев и матрос О. Кононов, раненные на Сенатской площади, после содержания в Петропавловской крепости в 1826 г. пополнили инвалидную команду Оренбургского полка. В этом же году из столицы в Оренбург был переведен штаб-лекарь лейб-гвардии Финляндского полка Н. Г. Смирнов. Находясь в ссылке, он самоотверженно, не щадя сил и здоровья, боролся с распространившейся в 1829—1833 гг. в губернии эпидемией холеры.

Всего с 1817 по 1826 годы в Оренбургскую губернию было выслано более 600 человек. Из них большинство попадало в солдаты рядовыми линейных батальонов Оренбургского корпуса. Около 20 человек определены на жительство под гласный или негласный надзор полиции.

Оренбургская политическая ссылка имела и международный характер. В 1821—1824 гг. под надзор местных властей высланы шесть «гетеристов» — членов тайного общества «Филики Этерия»: капитаны Башкович, Иванов, Петрович, Солтанович, чиновник Милорадович, рядовой Букатор.

В 1824 г. по решению царского наместника в Варшаве за организацию гимназического общества «Черные братья» в Оренбургский край было сослано несколько поляков и в их числе пятнадцатилетний Ян (Иван) Виткевич, впоследствии известный дипломат и исследователь стран Востока. Будучи адъютантом оренбургского военного губернатора В. А. Перовского, пору, чик И. В. Виткевич в конце 1838 — начале 1839 гг. с дипломатической миссией побывал в Афганистане. Сосланные вместе с ним поляки Ивашкевич, Песляк, Сухотский были зачислены в солдаты «с лишением всех прав состояния».

В том же 1824 г. в Оренбург прибыли участники тайных обществ «филаретов» и «филоматов» при Виленском университете Ф. Зан, Я. Чечот, А. Сузин. Магистр философии Фома (Томаш) Зан год провел в оренбургской тюрьме, а затем жил здесь в ссылке до 1837 г., когда ему разрешили выезд в столицу. Он внес заметный вклад в научное изучение края: провел геологические изыскания, собрал минералогические, зоологические, нумизматические коллекции, гербарии. В 1831 г. Зана назначили устроителем первого в Оренбургском крае «музеума», созданного при его активнейшем участии. В Оренбурге Ф. Зан сблизился с другими польскими ссыльными, участниками Польского восстания 1830—1831 гг. Встречаясь, они обменивались мнениями, обсуждали волновавшие их вопросы борьбы за независимость Польши. По доносу провокатора в 1833 г. местные власти вели следствие о предполагаемом заговоре польских ссыльных. И хотя факты не подтвердились, некоторые исследователи считают это возможным, ведь ссыльных польских революционеров тогда насчитывалось в крае 2800 человек.

В Оренбургской ссылке оказались и некоторые из участников последекабристских кружков и тайных обществ. Член московского кружка братьев Критских А. П. Салтанов с 1827 по 1835 гг. жил в Уфе под надзором властей; Н. Ф. Лушников после семи лет заточения и службы в армии в 1839 г. был переведен в Оренбургский корпус, а спустя восемь лет уволен по болезни с обязательством жить в Оренбурге. В нашем крае были в ссылке и двое участников тайного кружка Н. П. Сунгурова. Обеспокоенная скоплением большого числа ссыльных губернская администрация стала ходатайствовать об уменьшении и даже прекращении высылки в край, боясь, что «приумножение злонамеренных лиц» в Оренбургском корпусе может ослабить его боеспособность и поколебать спокойствие в губернии. В результате по решению правительства политическая ссылка сюда была временно приостановлена, а после возобновления уже не имела столь широкого масштаба.

Из политических ссыльных, оказавшихся в Оренбургской губернии в 1840—1850-х гг., прежде всего, следует назвать участников кружка петрашевцев, занимавшего тогда видное место в освободительном движении. После его разгрома в 1849 г. многие петрашевцы были отправлены на каторгу и в ссылку. Четверо из них попали в Оренбургский край. Писатель-демократ А. Н. Плещеев, который восемь лет отбывал наказание на положении рядового солдата, 6 января 1850 г. был доставлен в Оренбург и через неделю зачислен рядовым 1-го батальона в городе Уральске, с учреждением над ним «строжайшего надзора». В марте 1852 г. ссыльного поэта перевели в Оренбург. Стремясь проявить себя и получить офицерское звание, он участвовал в военном походе Перовского на кокандскую крепость Ак-Мечеть. Получив отказ в «производстве чина», Плещеев продолжал нести тяжелую солдатчину в глухой степи в завоеванной Ак-Мечети. Лишь в 1856 г. он был, наконец, представлен к офицерскому званию и переведен снова в Оренбург. Находясь здесь до 1858 г., А. Н. Плещеев несмотря на все тяготы не оставлял литературной работы и создал целый ряд поэтических и прозаических произведений.

В солдаты Оренбургского корпуса были отданы петрашевцы: служащий Министерства юстиции В. А. Головинский, слушатель Петербургского университета А. В. Ханыков и московский мещанин П. Г. Шапошников. Близкий к кружку, но не понесший наказания А. И. Макшеев с декабря 1847 по ноябрь 1853 гг. служил офицером в Оренбургском крае и Туркестане, проявил себя здесь храбрым военным и умелым исследователем.

Десять лет (с 1847 по 1857) тяжелой солдатчины провел в Оренбургском крае, этой, по его словам, «незапертой тюрьме», революционный демократ украинский поэт и художник Т. Г. Шевченко, близкий к Кирилло - Мефодиевскому братству. Он был сослан за «сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихотворений»  с бесчеловечным царским запрещением писать и рисовать. Несмотря на все испытания, выпавшие на долю ссыльного, он продолжал заниматься творчеством и создал здесь около 130 стихотворений и поэм, 20 повестей и десятки живописных работ. Творчество в ссылке было не только потребностью, но и криком души, своеобразным протестом против своего бесправного положения.

То обстоятельство, что Оренбургский край был местом политической ссылки, оказало на него глубокое воздействие. Многие ссыльные были людьми образованными, деятельными, патриотически воспитанными и демократически настроенными. Они использовали любые возможности заниматься здесь культурно-просветительной и научно-исследовательской работой.

Пребывание политических ссыльных способствовало распространению свободолюбивых идей, оживлению общественного движения. Радикализм взглядов и умонастроений ссыльных неизбежно передавался и местной общественности, способствовал развитию оппозиционных, демократических взглядов и идей.

В годы ссылки складывались и крепли связи между русскими революционерами и участниками национально-освободительного движения на Украине, в Польше, Литве, между ссыльными и местными жителями от простых крестьян до некоторых либерально-настроенных представителей губернской администрации. Сочувственное отношение к ссыльным проявляли известный ученый-востоковед председатель Оренбургской пограничной комиссии В. В. Григорьев, чиновники по особым поручениям при военном губернаторе В. И. Даль, В. Д. Дандевиль, гражданский губернатор Е. И. Барановский и др.

Ссыльные проявляли интерес к изучению жизни, быта, культуры местного башкирского и казахского населения. Они собирали материалы по истории, фольк- народов края, создавали научные труды и популярные работы.

4.4. Новые переселенцы

Новый этап заселения и хозяйственного освоения Оренбургского края приходился на первую половину XIX в. В этот период началось активное переселение русских государственных крестьян из центрально-черноземных и других губерний. Они сотнями и тысячами устремлялись на восток, в Заволжье, оренбургские степи. По данным начала 1830-х годов наибольшее количество переселенцев дала Тамбовская губерния, много переходцев было также из Пензенской, Воронежской и Курской. Главной причиной, вынуждавшей крестьян покидать родные места, распродавать последний скот и имущество и отправляться в далекий путь в поисках свободной земли и лучшей доли, было малоземелье, а также возрастающие недоимки. В прошениях, поступавших на имя оренбургского военного губернатора, крестьяне, как правило, писали о том, что они «претерпевают крайний недостаток в пахотной земле и лугах».

Крестьянское переселенческое движение этого времени, как и ранее, носило характер стихийного, слабо регулируемого властями миграционного процесса. По собственной инициативе, на свой страх и риск, обходя многие препятствия, ограничения и запрещения, чинимые местными властями, они отправлялись на новые места.

29 февраля 1800 г. вышел правительственный указ, временно запрещающий переселение крестьян в Оренбургскую губернию, но уже в 1806 г. правительство снова разрешило государственным крестьянам переселяться сюда, установив при этом правила. Чтобы получить разрешение на переселение, крестьяне малоземельных губерний должны были не иметь податных недоимок, а оренбургское начальство должно было выдать удостоверение о допуске к водворению на новом месте. После этого поток переселенцев в губернию снова стал нарастать. Ежегодно возникали на свободных казенных землях новые селения государственных крестьян. В Оренбургском уезде в 1807 г. переселенцами были основаны села Воздвиженское, Софийское, в 1809 г. — Михайловка (Шарлык), Зобово, Ратчино. В 1819 г. украинские крестьяне из Хоперского уезда Воронежской губернии, около 900 человек, поселились на левом берегу Урала, недалеко от Илецкого казачьего городка, основав большое село Кардаилово. Они были записаны в солевозцы и были обязаны за свой счет перевозить илецкую соль к Самарской пристани.

Нарастающий поток переселенцев усложнял и затруднял их водворение и землеустройство на новых местах. Местные власти своевременно не успевали отводить им участки, и поэтому крестьяне вынуждены были сами подыскивать себе землю, оседать в местах, где уже жили их односельчане, самовольно размещаться на казачьих и помещичьих землях. Все это порождало немало споров и конфликтов. Указом Сената от 27 июня 1817 г. были запрещены самовольные переселения казенных крестьян, а 18 марта 1824 г. царем были утверждены правила их переселения из малоземельных губерний в многоземельные. Местные власти должны были по прибытии поверенных от крестьян, желающих переселиться, определить им земельные участки. Наделять ими следовало из расчета по 15 десятин на душу мужского пола, «кроме тех случаев, когда само мирское сообщество пожелает допустить поселение большего числа душ».

Предписывалось не допускать самовольных переходов на другие земли, для чего посылать в земские суды именные списки всех переселенцев, назначенных к водворению. Переселенцам должны были предоставляться трехлетняя ,льгота от платежа всех податей и денежных земских повинностей, от исправления натуральных земских повинностей, и от рекрутской повинности; на шесть лет освобождение от воинского постоя; сложение всех недоимок за прежние годы; выдача пособия «для домашнего обзаведения» по прибытии на место — строительного леса на 50 рублей, или деньгами — 100 рублей на семью.

Земским и городским полициям предписывалось наблюдать по трактам, чтобы переселенцы следовали «в надлежащем порядке» и чтобы им отводимы были бесплатно квартиры, причем надо было «склонять обывателей к безденежному их прокормлению». Однако, на практике зачастую эти льготы не предоставлялись, и новопоселенцы вынуждены были нести все те неимоверные трудности, с которыми сопряжено было тогда переселение. Они умирали в дороге от голода и болезней, подолгу скитались в поисках подходящей для водворения земли, а порой, не найдя пристанища, вконец разоренные, возвращались домой. Но, несмотря на все препятствия, миграция крестьян продолжалась.

Наиболее массовое переселение происходило в 1826—1832 гг. В это время возникло много новых селений и быстро росли старые. Так, в деревне при Полтавском редуте в 1824 г. числилось 69 ревизских душ ясачных крестьян, а в 1826—1832 гг. было причислено крестьян и однодворцев из Воронежской губернии 796 душ мужского пола; удельных крестьян из Пензенской губернии — 122 и отпущенных на волю бывших помещичьих крестьян из Тамбовской губернии — 35. В 1828 г. русскими и украинскими переселенцами в количестве 400 душ мужского пола из Курской губернии в Оренбургском уезде была основана деревня Белозерка. В июле того же года часть этих крестьян перешла за Урал на свободную казенную землю при речке Николке, близ Краснохолма, основав деревню Дедуровку. В 1829—1831 гг. в Краснохолмской слободе, основанной в начале 20-х годов XIX в., поселилось 529 крестьян - украинцев из Острожского уезда Воронежской губернии и 282 из Слободско - Украинской губернии. В 1826 г. на речке Кургазе переселенцы из Курской губернии основали деревню Слоновку. В следующем году крестьяне украинцы из Курской губернии во главе с поверенным Максимом Булановым поселились на берегу реки Салмыш по Казанскому тракту, положив начало большому селу Буланово. В Ново - Кардаиловской слободе Оренбургского уезда, где числилось 516 душ мужского пола бывших солевозцев и 319 других переселенцев, в 1829 г. временно поселилось 1000 душ из Тамбовской губернии, направлявшихся в Омскую область; в 1830—1831 гг. — 600 крестьян из Курской и Слободско - Украинской губерний. Переселенцы из Краснослободского уезда Пензенской губернии (882 человека) основали в эти годы деревню Красный Яр на левом берегу Урала у озера Лебяжьего. 

Наиболее интенсивный поток переселенцев направлялся в Бузулукский, Бугурусланский и Оренбургский уезды. О высоких темпах заселения в это время Бузулукского уезда свидетельствуют данные по Курманаевской волости. Как показывает составленная в 1832 г. °Ведомость о переходцах разных губерний, с разрешения правительства и самовольно прибывших Бузулукского уезда Курманаевской волости в разные селения»,  всего сюда прибыло 6123 души мужского пола переселенцев, которые разместились в 43 селениях. Наиболее крупные партии переселенцев водворились в деревне Бфимовке (506 душ), заселенной на даче казаков Тоц-кой крепости, деревне Покровке, возникшей на башкирской земельной даче (555 душ), в Невежкиной (359 душ), Липовке (337 душ), Бурдыгиной (294 души), Суриковой (273), Романовке (236), Сергиевке (264), Андреевке (222 души) и др.

В июне—июле 1832 г. с разрешения военного губернатора П. П. Сухтелена в этих трех уездах были учреждены специальные переселенческие комиссии, состоящие из чиновников казенной палаты, земских исправников, депутатов от казаков. В Бузулукскую комиссию, например, входили асессор Сплендоринский, дворянский заседатель Толмачев и есаул Оренбургского казачьего войска Сильнов. 

В задачу этих комиссий входило выявлять численность переселенцев, зашедших в эти уезды, не допускать самовольного поселения на казачьих, калмыцких и владельческих землях, причем «в случае упорства употреблять к тому полицейские меры, требуя нужное число воинской команды», определять наличие и количество свободных казенных земель и размещать на них переселенцев из расчета 15-десятинной душевой «пропорции», оставлять на приисканной земле тех переселенцев, «которые уже сами обзавелись прочной оседлостью». 

При первом же ознакомлении с состоянием дела члены комиссий обнаружили, что старожилы не дают поселенцам землю, притесняют их, требуют деньги за квартиры, «от чего переходцы приходят в бедность и разорение и нуждаются в продовольствии хлебом». Бедственное положение переселенцев, усугубленное неурожаем 1832 г., не могла особо улучшить выдача хлеба из казенных запасных магазинов (складов), хотя его было отпущено на сумму 15545 рублей.

Переселенческие комиссии и вся местная администрация не в силах были остановить или даже сдержать волну самовольных и возвратных переселений. Казенная палата в 1832 г. отмечала, что самовольные переселенцы по годовым паспортам и трехмесячным билетам выдаваемым для отхода на промыслы, «заезжают в сто губернию в большом количестве со всеми своими семействами». Здесь они находят родственников или односельчан, переселившихся ранее, и поселяются в их селениях. В числе самовольных переселенцев оказывались и беглые помещичьи крестьяне.   Всего по сведениям Оренбургской казенной палаты с конца 1820-х по 1832 год включительно переселилось 60360 душ мужского пола крестьян из 20 разных губерний.

Обеспокоенное большим наплывом переселенцев правительство 5 апреля 1833 г. издало сенатский указ о приостановке переселения государственных крестьян в Оренбургскую губернию. После этого миграция хотя и не прекратилась, но пошла на спад.

Об общей численности государственных крестьян, переселившихся в Оренбургскую губернию в течение первой половины XIX в., косвенно говорят данные ревизий (переписей) населения. По V ревизии (1795) в губернии проживало 158225 душ мужского пола государственных крестьян. По данным же IX ревизии в 1850 г. их числилось уже 521505 душ. Увеличение составило 3,3 раза. 

Массовое переселение крестьян из центральных губерний привело к увеличению удельного веса русского населения в крае. Если в начале XIX в. русские составляли 37%, то в 1850 г. — 55%. Самый высокий удельный вес 81,9% русское население имело в Челябинском уезде, а самый низкий — 23,3% — в Верхнеуральском, в котором преобладало землевладение башкир, горных заводов и казаков. 

Стремясь увеличить численность военных сил на Оренбургской пограничной линии, правительство указом 17 марта 1832 г. разрешило государственным крестьянам поселяться на землях Оренбургского казачьего войска с причислением в казачье сословие и отправлением линейной службы. К этому времени на казачьих землях края скопилось немало переселенцев, особенно в Кардаиловской волости и на землях Тоцкой и Новосергиевской казачьих станиц. Но многие крестьяне отазывались переходить в казаки. Оренбургская переселенческая комиссия в октябре 1832 г. сообщала военному губернатору, что переселенцы, водворившиеся на зауральских землях Новоилецкого района, «находятся в чрезвычайном страхе от одной мысли, что они должны будут поступить в казаки».

Новоилецкий район был образован в 1811 г. в целях защиты Илецкого соляного промысла и солевозного тракта, проложенного к Самаре. Пограничная линия в районе Оренбурга была отодвинута далеко на юг, за Илецкую Защиту, и стала проходить от Нежинского форпоста на юго-запад по реке Бердянке, далее по рекам Курале и Илеку до его устья и Илекского городка. Образовавшийся участок и район между старой и новой линиями площадью 600 тыс. десятин власти решили заселять уральскими и оренбургскими казаками. Так возникли форпосты Изобильный, Буранный, Линевский, Угольный, Ветлянский, крепость Бердянка с редутом Ханским. Но жителей в них было крайне мало, так как казаки не желали переселяться добровольно. Когда в 1820 г. была упразднена Красноуфимская станица, ее казакам предписали переселиться на эту линию. Но они отказались от переселения, подав прошение царю. Лишь после жестокого подавления этого волнения в 1826 г. казаков силой заставили переселиться. В 1832 г. часть казаков Оренбургской станицы, проживавших в предместье Форштадт, по предписанию военного губернатора П. П. Сухтелена переселилась на место, где находился 1-й Бердянский форпост, и основала станицу Благословенку.

В 1835 г. по представлению оренбургского военного губернатора В. А. Перовского правительство приступило к сооружению так называемой Новой линии, пролегавшей от Орска на северо-восток на протяжении 500 верст до станицы Березовской. Образовавшийся между старой и новой линиями обширный Новолинейный район площадью 4 млн. 13 тыс. десятин был передан Оренбургскому казачьему войску. 

На Новой линии в 1835 г. были основаны укрепления Императорское, Наследницкое, Михайловское; в 1836 г. — Константиновское, Николаевское, станицы Ново-Орская, Елизаветинская, Мариинская, Атаманская, Екатерининская, Княжнинская, Еленинская, Надеждинская, Веринская, Варваринская; в 1838 г. — Кумакская, Петровская, Павловская, Андреевская, да. нинская, Георгиевская, Ольгинская, Владимирская Александровская, Софийская, Натальинская, Алексеевская и Кириловская. В них были поселены вместе с семьями солдаты четырех расформированных линейных батальонов, расположенных в Орской, Кизильской, Верхнеуральской и Троицкой крепостях, казаки со старой линии и из внутренних кантонов Оренбургского казачьего войска, несколько сотен уральских казаков и тысяча башкир. К 1 января 1839 г. в этих 28 селениях насчитывалось 1929 душ мужского пола.

«Устроенные укрепления, — отмечал историк оренбургского казачества Ф. М. Стариков, — окапывались рвами и возводился вал с одними крепостными воротами, а в станицах Наследницкой и Николаевской, в которых построены церкви, ограды вокруг них сложены каменные с башенками и бойницами так, чтобы в случае нападения киргиз представляли надежное убежище для жителей». Поселения стали создаваться и в пограничной полосе вдоль Новой линии, и внутри Новолинейного района. В 1842—1844 гг. здесь их было основано 32, они получили названия в честь побед русской армии, а также обозначались номерами: № 1 называлось Кассель, № 2 — Остроленская, № 3 — Фершампенуаз, № 4 — Париж, № 5 — Великопетровская, № 6 — Полтавская, № 7 — Елизаветинская, № 8 — Требия, № 9 — Кацбах, № 10 — Полоцкая, М 11 — Нови, № 12 — Рымникская, № 13 — Бреда, № 14 — Аландская, № 15 — Бриент, № 16 — Кваркен, № 17 — Андрианополь, № 18 — Кульм, № 19 — Измаильская, № 20 — Браиловская, № 21 — Наваринская, № 22 — Варшавская, № 23 — Краснинская, № 24 — Арси, № 25 — Березнинская, № 26 — Бородинская, № 27 — Чесминская, № 28 — Тарутинская, № 29 — Лейпциг, № 30 — Варна, № 31 — Куликовская, № 32 — Берлин.

Первыми жителями этих селений были семьи бело-пахотных солдат из Бузулукского уезда, крещеные калмыки упраздненного Ставропольского калмыцкого войска, нагайбаки - казаки 3-го кантона из станиц Нагайбацкой и Бакалинской Белебеевского уезда, казаки 5-го кантона из станиц Красносамарской, Бузулукской и Елшанской, Тоцкой, Сорочинской и др. Все эти переселенцы были зачислены в казаки и получили в надел по 30 десятин земли на душу мужского пола и н 15 десятин на душу мужского пола в запасный земельный фонд.

На территории Новолинеиного района проживали и 28 тысяч казахов, занимавшихся кочевым скотоводством.

По положению от 12 декабря 1840 г. в состав Оренбургского казачьего войска была передана часть территории Оренбургского, Троицкого и Челябинского уездов, а проживавшие там государственные крестьяне были зачислены в казаки и подлежали переселению на Новую линию. Но 17 тысяч крестьян из Верхне - Увельской, Нижне - Увельской и Кундравинской волостей Троицкого уезда не пожелали переходить в войсковое сословие и отказались от переселения. Тогда по приказу властей они были выселены со своих родных мест в Бузулукский уезд, а в их селения водворили казаков внутренних кантонов. Отказались поступать в казаки и переселяться крестьяне сел Павловка, Городище, Донецкое Оренбургского уезда, но их волнение было подавлено силой.

В результате этого за первую половину XIX в. значительно выросла численность Оренбургского казачьего войска. Прирост особенно был значительным в 30—40-е годы XIX в., когда правительство, понимая, что казачество представляет собой самообеспечивающую и вместе с тем надежную военную силу, проводило курс на резкое увеличение контингентов нерегулярных войск на юго-восточной окраине, откуда открывались пути на Восток. За 25 лет с 1825 по 1850 гг. численность Оренбургского казачьего войска увеличилась в три раза и составила 172,5 тысячи человек.

Заселение Новолинейного района продолжалось и в последующие годы, но уже не столь интенсивно, как в начале 40-х. В 1856 г. из Новоилецкого района в станицы на Новой линии были переведены русские крестьяне-переселенцы, обращенные в казаки. Всего в 50-х годах XIX в. в Новолинейном районе насчитывалось 87 населенных пунктов с числом жителей в 72 тысячи человек. Этнический состав этого района был неоднородным. Более половины (52,5%) составляли русские, 37% — казахи, незначительное количество — калмыки, башкиры ногайцы, мишари.

В первой половине XIX в. продолжалось образование новых помещичьих имений и насильственное переселение крепостных крестьян. Как и прежде, наибольшее количество этих имений возникало в Бузулукском Бугурусланском, Уфимском и Оренбургском уездах. За пять предреформенных десятилетий численность дворян в губернии увеличилась с 910 душ мужского пола до 4767, но удельный вес их был невелик — 0,45%. Дворяне, составлявшие ничтожную часть населения края, сосредоточивали в своих руках управление, занимали руководящие посты в местных гражданских, военных и пограничных учреждениях, имели тысячи крепостных душ и большие земельные владения.

В Оренбургской губернии 43 крупным владельцам принадлежало более половины всех крепостных крестьян и земель. Среди них выделялись Тимашевы, заводчик поручик Бенардаки, Дурасов, Пашкова, Чемодуров, Мезенцева, Кротков, Мордвинов и др. Из нерусских помещиков самыми крупными были потомки и наследники известного переводчика и дипломата Мег-мета (Алексея Ивановича) Тевкелева. Татарские помещики Алкины, Чанышевы, Яушевы, Максютовы имели по 10—20 крепостных душ. Мусульманский муфтий М. Гусейнов владел 10 тыс. десятин земли, но имел всего 3 души мужского пола крепостных. Многие другие татарские и башкирские феодалы вообще не имели крепостных.

Развитие крепостного хозяйства сопровождалось дальнейшим возрастанием численности помещичьих крестьян в Оренбургской губернии. За первую половину XIX в. она увеличилась в 3,5 раза, что было больше, чем во многих других губерниях. А в целом по стране в этот период наблюдалось сокращение численности и удельного веса крепостного населения.

Большой прирост крестьянского населения обусловил высокие темпы земледельческого освоения плодородных земель, значительный рост всего сельскохозяйственного производства. Посевные площади хлебов за 1794—1850 гг. возросли с 859 тыс. десятин до 3,2 млн. десятин, или в 3,6 раза. Правда урожайность почти не повысилась, оставаясь на уровне сам—3, сам—3,5.

Ведущую роль в производстве хлеба играли крестьяне. На долю государственных, помещичьих и удельных  крестьян в 1856 г. приходилось 52% посевов хлебов; башкир, мишарей, тептярей — 32,8%; оренбургских казаков — 11%; горнозаводского населения — 2 6%; уральских казаков — 1,6%. Доля посевов помещиков, купцов и мещан была крайне незначительна.

Развивалось и скотоводство, особенно у башкир, казаков и крестьян южной, степной полосы, где было много сенокосных и пастбищных угодий. Несмотря на частые падежи, поголовье скота в губернии росло и к середине XIX в. составило более 5,6 млн. голов, в среднем на душу населения приходилось 2,5 головы. Средняя обеспеченность населения Оренбургской губернии скотом была почти вдвое выше среднероссийского уровня. Скот в большом количестве поступал на продажу: его закупали казна, скотопромышленники и крупными партиями отправляли в Поволжье и центр страны.

На основе развития земледелия и скотоводства в крае росла промышленность по переработке сельскохозяйственного сырья. Число винокуренных, кожевенных, суконных, салотопенных, мыловаренных и других предприятий увеличилось со 145 в начале XIX в. до 268 к 1850 г.

Богатства недр способствовали развитию горной промышленности. На крупном Илецком соляном промысле в первой половине XIX в. ежегодно добывалось по 1,5—2 млн. пудов соли.

С середины 1830-х годов в крае стала развиваться золотопромышленность. На базе Златоустовских заводов были созданы казенные золотодобывающие предприятия. С соизволения военного губернатора к поискам и разработке золотых приисков приступают генерал Жемчужников с компанией, объединявшей местных и московских дворян и купцов, полковник Жуковский с компанией, полковник Аничков, казачий есаул Колбин, полковник Циолковский, заводчик Гусятников, купцы Болотов, Бакакин, Белов, Горячев и др. По сведениям 1845 г. казне принадлежало 48 приисков, а частным лицам — 13. К 1851 г. частных приисков стало 30. Они располагались на казенных, башкирских и казачьих землях Оренбургского, Верхнеуральского, Троицкого и Челябинского уездов. В пределах современной Оренбургской области золото добывалось у по селков Кваркено, Кумак и др. В отличие от горнозаводских и вотчинных предприятий золотопромышленность Южного Урала в крепостное время основывалась на труде вольнонаемных рабочих, что способствовало ее сравнительно быстрому росту. В середине XIX в. ежегодная добыча золота в крае составляла более 50 пудов а всего в 1811—1864 гг. было добыто 3503 пуда золота.

Производство металлов на медеплавильных и железоделательных заводах Южного Урала в начале XIX в. составляло 1641,8 тыс. пудов, в 1834 — 1744,8, в 1851 — 2819,8 тыс. пудов. Южноуральская металлургия в середине XIX в. давала около 15% общероссийского производства металлов.

Материальное производство лежало в основе развития товарно-денежных отношений, местного рынка. Оренбургский край уже прочно находился в составе всероссийского рынка, имел устойчивые связи с соседними районами Среднего Поволжья, Среднего Урала, Западной Сибири. Он играл видную роль во внешней торговле России. На меновых, гостиных дворах Оренбурга, Троицка и других городов велась широкая торговля с Казахстаном и Средней Азией как привозными товарами, так и продукцией местного производства. В 1850-е годы на Оренбургском и Троицком меновых дворах привозилось ежегодно товаров на сумму 1,7 — 2,1 млн. рублей и вывозилось на 1,1 —1,3 млн. рублей.

Развивалась и внутренняя торговля, особенно с 30-х годов XIX в.: увеличивалось число сельских и городских ярмарок и базаров, рос объем торгового оборота. В 1835 г. на ярмарки губернии было привезено товаров на сумму 5,1 млн. руб., продано на 2,4 млн. руб.; в 1850 г. привезено на 7,1 млн. руб., продано на 2,8 млн. руб. Ввоз товаров рос быстрее и превышал сбыт, что объясняется относительной узостью местного рынка, слабостью купеческого капитала, неразвитостью городов.

Города губернии являлись военно-административными центрами и были слабо развиты в промышленном отношении, имели, как отмечал современник, «более деревенскую наружность». В начале XIX в. (1811) в Оренбурге насчитывалось 6839 жителей. Это был самый крупный город края. В Уфе, ставшей с 1802 г. губернским городом, было 3545 жителей, в Стерлитамаке 3 Челябинске — 1543, Мензелинске — 1303, Бирске  -  1050, Бугульме — 947, Бугуруслане — 927, Бузулуке — 814, Троицке — 622, Верхнеуральске — 420, Белебее — 11. Через пять десятилетий в 1860 г. численность городского населения губернии увеличилась. В Оренбурге проживало в это время 20268 человек, в Уфе -  14730. Население других городов края возросло, но оставалось в целом малочисленным. Удельный вес городского населения к середине XIX в. составлял 3, 1%, что было ниже, чем в среднем по стране.

Несмотря на тормозящее влияние крепостничества, в первой половине XIX в. в Оренбургской губернии, как и в целом по стране развивалось народное образование. Если в начале XIX в. в губернии существовало всего пять учебных заведений — городские училища в Оренбурге, Уфе, Бузулуке, Бугуруслане и Мензелинске, то к 1860 г. число учебных заведений составило более 360, а количество учащихся — 14,7 тыс. Но для обширного края с населением более двух миллионов человек, этого было явно недостаточно. Среди основной массы населения царили темнота и неграмотность.

3.2. Участие в Бородинской битве

К началу войны у западных границ России находилось 2 пехотных и 8 кавалерийских полков, сформированных из уроженцев Оренбургской губернии. Они находились в составе дунайской армии П. В. Чичагова и 3-й западной армии А. П. Тормасова. Это были опытные, закаленные в боях войска, сражавшиеся с Наполеоном в 1805-1807 гг. и с турками в 1806-1812 гг. Они будут громить противника на завершающем этапе войны, когда русская армия перейдет в решительное контрнаступление.

Кроме указанных выше частей в составе 1-й Западной армии М. Б. Барклая-де-Толли находились Уфимский и Рыльский пехотные полки, оренбургские гусарский и драгунский, 1-й Тептярский казачий полк общей численностью около 6 тыс. человек. Эти части были укомплектованы рекрутами призыва 1809—1811 гг., не имевшими боевого опыта. К началу войны все они были доведены до полной штатной численности. Рыльский полк (2400 чел.) входил в 23-ю пехотную дивизию 6-го корпуса Д. С. Дохтурова, Оренбургский гусарский (1080 чел.) и Оренбургский драгунский (566 чел.) полки—в 3-й кавалерийский корпус П. П. Палена, а 1-й Тептярский полк (500 чел.) — в казачий корпус М. И. Платова. Офицеры, унтер-офицеры и рядовые этих пяти полков стали как раз активными участниками знаменитой Бородинской битвы.

Отступая с боями от западной границы к Москве, оренбургские полки потеряли 20—25% своего личного состава. Этим измотанным в боях частям 1-й и 2-й Западных армий предстояло остановить у Бородина рвавшегося к Москве противника.  По диспозиции, утвержденной М. И. Кутузовым 24 августа 1812 г., Рыльский и Уфимский пехотные, Оренбургский гусарский и драгунский полки оказались во втором эшелоне армии, а 1-й Тептярский полк майора Темирова находился на правом фланге русской позиции, ведя наблюдение за противником. Сотни этого полка приняли участие в знаменитом рейде русской конницы под командованием М. И. Платова и Ф. П. Уварова в тыл противника, едва не завершившемся пленением Наполеона.

Через три часа после начала Бородинской битвы, когда французы захватили Семеновские флеши, русская кавалерия выбила противника с занятых позиций. Квартирмейстер русской армии К. Ф. Толь писал: «В 9 часов неприятель, усилив 2-ю дивизию генерала Фриана против укреплений, пред деревней Семеновскою расположенных, решился вновь атаковать оные. Многократные атаки его были с успехом отражены, причем много содействовал генерал-майор Дорохов с гусарскими полками Сумским и Мариупольским, драгунским Курляндским и Оренбургским, посланными... в подкрепление левого крыла армии». После успешной контратаки Оренбургский драгунский полк был выведен за центр русской позиции.

В 10 часов утра французы захватили Курганную батарею, оборонявшуюся частями 7-го корпуса Н. Н. Раевского. Начальник штаба 1-й армии А. П. Ермолов и начальник артиллерии армии А. И. Кутайсов повели в контратаку батальоны Уфимского пехотного полка. А. И. Кутайсов погиб в бою, А. П. Ермолов был контужен. На защиту укрепления встали полки 24-й пехотной дивизии П. Г. Лихачева, которые пять часов отбивали атаки противника. Защищая Курганную батарею, Уфимский полк понес огромные потери, в живых осталось 277 рядовых и 6 офицеров.

Не меньшие потери оказались в Рыльском полку, который оборонял в составе 4-го корпуса правый фланг русской армии, а затем был переведен в центр русской позиции, к Курганной батарее. Противнику не удалось прорваться через его позиции. К концу битвы остались в строю только 323 рядовых и 4 офицера полка. В 4 часа дня французы вновь захватили Курганную батарею. Кавалерийские корпуса противника ринулись в образовавшуюся брешь. М. Б. Барклай-де-Толли лично повел в контратаку полки 2-го и 3-го кавалерийских корпусов. В донесении М. И. Кутузову он писал: «В сию затруднительную минуту прибыли на рысях два гвардейских кирасирских полка, я указал им на неприятеля, и они с редкой неустрашимостью устремились в атаку! Полки Сумской, Мариупольский и Оренбургский гусарские, Сибирский, Иркутский и Оренбургский драгунские последовали за ними». Противник не выдержал удара русской кавалерии, которая оказалась более подвижной и маневренной. С огромными потерями французы отступили. Успех русских кавалеристов положил конец активным действиям неприятеля. Сражение стало постепенно затихать.

За участие в Бородинской битве командиры оренбургских полков были повышены в звании, оставшиеся в живых офицеры награждены орденами, а 28 унтер-офицеров и рядовых удостоились высшего знака солдатской доблести — Военного ордена. Все нижние чины, участвовавшие в сражении, были награждены 5 рублями.

4.3. Оренбургский  губернатор В.А. Перовский

Среди оренбургских губернаторов большую часть жизни отдал нашему краю человек неординарной судьбы и энергии Василий Алексеевич Перовский. И дело не только в количестве лет, которые он посвятил Оренбуржью, речь идет о значимости вклада, внесенного им в развитие губернии. Имя В. А. Перовского знала Россия, он дружил с Н. В. Гоголем и В. А. Жуковским, был близок с Н. М. Карамзиным и П. А. Вяземским. А. С. Пушкин называл его «милым другом»; его ценили политические деятели, писатели, архитекторы и художники; о нем слышала Европа, о нем писал Ф. Энгельс. Его личность привлекала Льва Толстого, Григория Данилевского, Николая Анова, Валентина Пикуля, не говоря уже о многочисленных краеведах: И. В. Чернове, П. Н. Столпянском и др. Перовский умел окружать себя талантливыми людьми, ценил их труд и в то же время презирал тупость и бездарность чиновников иного рода, вызывавших у него гнев и презрение. Люди типа Перовского, которым были свойственны и все пороки той жестокой эпохи, тем не менее не могли не стать гордостью России.

Родился Василий Алексеевич Перовский 9 февраля 1795 г. на Украине в черниговском имении Почепа, принадлежавшей графу А. К. Разумовскому. Василий был его внебрачным сыном от М. М. Соболевской, служившей на различных должностях у графа. Фамилия Перовский пошла от подмосковного села Перова, в котором находилось имение Разумовского. Учился Василий в Москве в частном пансионате. В 17 лет он закончил Московский университет, а затем — Муравьевское училище для колонновожатых, стал поручиком. С начала войны 1812 г. Перовский находится в гуще боев. Выл адъютантом командующего армией генерала от инфантерии Милорадовича. В Бородинском сражении оторвало ему часть среднего пальца руки (в последующем, стесняясь этого, он носил на том пальце длинный золотой наперсток). Выполняя в Москве поручение Милорадовича, Перовский был пленен маршалом Даву. Находясь во Франции, бежал из Орлеанского лагеря в Париж в 1814 г., когда туда уже вступили русские войска. С 1818 г. В. А. Перовский — капитан лейб-гвардии Измайловского полка. Он примыкал к будущим декабристам, был членом «Союза благоденствия», но позднее в других организациях декабристов не участвовал. Вскоре полковник директор канцелярии морского штаба В. А. Перовский стал адъютантом при великом князе Николае Павловиче. В период восстания декабристов он был всегда при нем, был ранен в спину поленом. Позднее участвовал в русско-турецкой войне, в 1828 г. был тяжело ранен в грудь, награжден Георгием 4-й степени. В 1829 г. стал генерал-адъютантом, а в 1833 г. последовало назначение Оренбургским военным губернатором и командиром корпуса.

Губернатор прежде всего — администратор. И процветание при нем Оренбургского края во многом определялось людьми, которыми себя окружал Василий Алексеевич. Он стремился к тому, чтобы его помощники были единомышленниками, но не просто поддакивающими ему или угадывающими, что думает он сам по данному вопросу, а теми, кто радел за Отечество и Оренбургский край, был способен представить оригинальный проект на губернаторское суждение. Среди окружения Перовского в губернской канцелярии и других учреждениях было много людей весьма талантливых и образованных: гвардейский офицер И. В. Виткевич, гражданские чиновники, известные ученые исследователи братья Н. В. и Я. В. Ханыковы, В. И. Даль, Ф. К. Зан и др. Во второй период своего правления он привез с собой в Оренбург статского советника Василия Васильевича Григорьева, эрудита, великого знатока языков, истории и быта стран Востока, их поэзии и философии, географа, археолога, нумизмата, ориентолога, талантливого и умелого организатора. В 1854 г. он назначается на пост председателя Оренбургской пограничной комиссии, ведавшей отношениями с казахами и другими среднеазиатскими народами. В. В. Григорьев был профессором, позднее ставшим членом-корреспондентом Российской Академии наук. Он первым приступил к чтению в Петербургском университете курса по истории Востока.

Деятельность В. А. Перовского не была строго регламентирована свыше. Находясь в отдалении в две тысячи верст от столицы, при тех средствах сообщения он действовал на свой страх и риск, исходя из здравого смысла, а не из каких-либо схем и догм.

Василий Алексеевич был строг и требователен к подчиненным: жестоко карал за казнокрадство, бесчинство, лихоимство и взяточничество. Он был вспыльчив по характеру, не стеснялся в выражениях, был человеком настроения. Стилю его руководства характерно упорное доведение задуманного до логического конца. В общении с подчиненными был прост, со многими из них был на «ты»; не стеснялся советоваться со специалистами, особенно по вопросам, в которых недостаточно разбирался. Был тверд с неплательщиками налогов и нарушителями таможенного режима.

Развивая торговлю, Перовский энергично поддерживал местное купечество, особенно Деева, Ключерова и др.

Немало сделал он и для смягчения участи таких политических ссыльных, как А. Н. Плещеев, Н. В. Ханыков, Т. Г. Шевченко и др.

Усилиями и энергией Перовского в 1836 г. была создана укрепленная линия на востоке губернии, давшая возможность предотвратить набеги кочевников. Линия, протяженностью восемнадцать верст, представляла собой земляной вал в шесть футов высотой, а возле нее был выкопан ров такой же глубины. Тогда же в губернии было возведено три поташных, конный и пчелиный заводы.

При Перовском кардинальные изменения произошли в самом Оренбурге. Особо следует сказать о возведении Караван-Сарая. В центре города на средства правительства сооружалась мечеть. Для ее украшения собирались пожертвования. Сбор возглавил татарин А. Давлетшин. Среди магометан, особенно среди башкир, было собрано более 30 тыс. руб. Планировалось, что Караван-Сарай будет своеобразной гостиницей для странствующих мусульман. Автор проекта Караван-Сарая А. П. Брюлов. Его блестящий талант архитектора проявился в том, что весь комплекс зданий был построен в духе ассоциации с летним башкирским аулом. Именно благодаря Перовскому, дружившему с архитектором, Брюлов согласился создать проект сооружения, ставшего шедевром зодчества и ; символом нашего города. Строительство грандиозной и великолепной мечети в Оренбурге явилось началом превращения города в центр, где стали сочетаться православные церкви и соборы, мусульманские мечети, костёлы и молитвенные дома. Город становился местом, где мирно уживались различные религии и народы.

Именно при Перовском в 1836—1838 годах в Оренбурге был сооружен дом в стиле позднего классицизма, где сейчас размещается областной краеведческий музей; построено здание Благородного собрания. После пожара 1879 г. оно было восстановлено на средства различных слоев населения и получило название общественного собрания. Кроме того, на центральной улице города тогда же были сооружены здание нынешней 30-й школы, дом, или дворец губернатора (ул. Советская, 2), дом обер - коменданта (ул. Советская, 5). Во второй период губернаторства Перовского было построено здание на ул. Набережной, 29. Предназначалось оно под архив и денежные кладовые, но позднее было передано под гауптвахту; теперь здесь музей города Оренбурга. В 1856 г. было сооружено здание, облицованное глазурованным кирпичом (ныне Парковый проспект, вблизи вокзала), используемое под складское помещение.

Когда Перовский прибыл в Оренбург, город был еще очень мал, дома преимущественно деревянные, немало было и землянок, часть из которых находилась в полуразрушенном состоянии. Перовский поставил задачу очистить город, особенно его центральную часть, от этих жалких строений. Жителям ветхих домов бесплатно выделялись новые земельные участки, а также по 50 бревен и 50 рублей. Это была значительная сумма, т. к. корова тогда стоила 4 рубля. На освободившихся территориях стали строить в основном казенные каменные здания. Не случайно в начале XX в. такой выдающийся краевед как П. Н. Столпянский отметил, что три четверти всех примечательных зданий в Оренбурге построены при Перовском. Они и сегодня составляют гордость города.

При Василии Алексеевиче было положено начало освещению улиц Оренбурга: появились первые фонари, для которых использовалось конопляное масло. При Перовском возникли первые сады в городе, разбиты клумбы с цветами в районе Караван - Сарая. В 1835 г. появился водопровод. Вода с Урала поступала в бассейн на городской площади, оттуда жители могли набирать ее бесплатно бочками и развозить по домам. Когда в 1842 г. Перовский временно перестал быть губернатором, водопровод быстро пришел в негодность, однако вернувшись, он добился, чтобы водопровод возобновил свою работу, а на главной площади кроме этого появился фонтан. Перовский первый сделал попытку строительства постоянного моста через Урал.

По инициативе Перовского в Оренбургском крае были проведены значительные перемены в жизни казачьего войска. Губернатор видел недостатки казачьей войсковой системы, прежде всего в слабом использовании земель и лесов. И поэтому он упорядочил землепользование. На каждого мужчину, казака с 17-летнего возраста выделялся 30-десятинный надел а остальные земли переходили в собственность казачьего войска и сдавались желающим в аренду. Была введена общественная запашка части станичных земель с тем, чтобы на каждого казака в случае неурожая приходилось по пуду хлеба. Эта мера не нашла всеобщей поддержки в казачестве, но Перовский не остановился перед самыми крутыми мерами для ее введения: наказывал шпицрутенами и плетьми, отдавал в солдаты, прибегал к переселению несогласных в отдаленные места губернии (станицы Новоорская и Кумакская образовались при нем из непокорных казаков).

Опираясь на опыт Крымской войны, в которой прославились кубанские пластуны, Перовский приказал завести 6 пеших батальонов в Оренбургском казачьем войске. Это облегчало условия службы части казаков, ибо избавляло их от необходимости иметь строевого коня, стоившего весьма дорого. При внесении в войсковой капитал 200 рублей (58 руб. серебром) казаки могли освобождаться от службы.

В. А. Перовский придавал важное значение мерам по улучшению экологического состояния Оренбургского края. В 1833 г. он издал следующий циркуляр комендантам крепостей: «При проезде моем по линии с прискорбием заметил худое состояние лесов по Уралу — большая часть из них совершенно вырублена или быстро клонится к истреблению; с истреблением лесов, сих кормилиц влаги и снега, освежительная роса исчезает... Урал мелеет и во многих местах представляет беспрерывный ряд бродов... летом палящий зной сжигает хлеба, сено, томит людей и животных... пушной зверь и дичь покидают край, в котором нет лесов для их пищи и жилища... »

Перовский предписал осмотреть оставшиеся леса, выделить заповедные участки. Кроме того, он предложил собрать все образцы почв и лесных пород. На основании этих данных весной 1835 г. губернатор выпустил литографированное «Наставление, как производить посадку леса». В результате его упорных усилий было посажено около 200 тыс. молодых деревьев, из них принялось примерно 70 тыс. Начало было положено, но вместе с тем стала ясна необходимость создания специальных учебных заведений. Так 18 февраля 1836 г. в Оренбурге было открыто училище лесоводства и земледелия. Оно просуществовало более 70 лет, обеспечив в известной мере подготовку соответствующих специалистов.

Большое внимание В. А. Перовский уделял башкирам. Кроме постройки Караван-Сарая, планировалось открыть в нем школы для малолеток, мастерские для обучения молодежи ремеслам. Значительное число башкирской молодежи отправлялось в Казань для обучения медицине. 92

Заняв пост военного губернатора, В. А. Перовский построил при училище земледелия и лесоводства здание музея, первоначально основанного при Неплюевском училище. Музею Петзовский уделял особое внимание. Заведование им было получено таким просвещенным деятелям, как Зану (другу А Мицкевича) и Зеленко. В организации его принял самое горячее участие В. И. Даль. При Перовском музей пополнился ценными коллекциями видного зоолога Северцева.

Активно содействовал губернатор и развитию торговли. Перовский добился для Оренбурга на 1838—1848 гг. права вновь приписываемым к купцам платить 5 лет только половину пошлины, а если кто из них выстроит дом, то освобождаются от подати на 3 года совсем, а остальные 7 лет платят только половину; последние права распространялись и на старожилов. В результате купеческий капитал в городе вырос к 1848 г. на две трети.

Перовский был одним из образованнейших людей России. Он знал множество иностранных языков, любил поэзию, музыку. При нем было открыто второе приходское училище в городе, в губернской канцелярии возникла богатая библиотека. Современников Перовского, прибывающих из столицы в Оренбург, поражал высокий интеллектуальный уровень его окружения, оренбургского высшего общества.

Граф Перовский был выше среднего роста, отличался изящными манерами, обладал необычайной физической силой, — свободно разгибал подковы. Был горд и отзывчив, имел большой успех у женщин. Любил роскошно обставленное жилье. Его кабинет отличался экзотикой: стены увешаны мечами, саблями, пистолетами, на столе — статуэтки рыцарей, спальня устлана богатыми коврами, здесь же был шикарный турецкий диван, огромные зеркала. Перовский шутил: «Здесь нахожусь я в объятиях Морфея, когда мне отказывают в других».

Но Перовский иногда был чудовищно жесток. Казак Пшеничников был прогнан сквозь строй только за ношение бороды и пререкание с губернатором; по его приказу закопали в землю живым солдата только за то, что он возмутился, что погибающих в походе на Хиву солдат не хоронили в земле, а бросали в степи, слегка прикрывая снегом. За ограбление казахов во время свадьбы Перовский приказал сотника Бухматова и казаков прогнать 12 раз сквозь строй из тысячи человек. Да, он был жесток, как было сурово то время.

Особые страницы биографии В. А. Перовского — это встречи с А. С. Пушкиным. По-видимому, А. Пушкин познакомился с В. Перовским в послелицейский период (1817— 1818) через В. А. Жуковского, который был не только воспитателем Василия, но и его другом. Документы свидетельствуют, что в 1825 г. Перовский и Пушкин были уже знакомы. Они встречались и в 1829—1830 гг. С трудом добравшись 1§ сентября 1833 г. в Оренбург, Пушкин пробыл три дня в загородном доме Перовского (ныне — пр-д Коммунаров, 1), а сам он квартировал в доме Тимашевых на Губернской (ныне Советской) улице.

В. И. Даль свидетельствует, что с Перовским Пушкин был на «ты», приехал прямо к Василию Алексеевичу, но в загородном губернаторском доме ему было не совсем ловко, и он переселился к Далю, а обедали они у Перовского, где обычно к столу собиралось 15—20 человек. Василий Алексеевич отличался большим хлебосольством, любил застолья, тратил на них кучу своих личных средств. Побывал Пушкин в семье старого товарища, директора Оренбургского Неплюевского корпуса К. Д. Артюхова, попарился с ним в бане. Артюхов, обращаясь к Пушкину, который в это время был довольно полным мужчиной, пошутил: «А видел ли ты, Александр Сергеевич, свое сейчас сходство с Венерой Медицейской?» — Последний, взглянув в зеркало, как бы для проверки сходства, отвечал: «Да, правда твоя. Только ты должен вообразить ее степенство, когда она была во второй половине своего интересного положения». В. И. Даль возил Пушкина в Берды, с ними был и полковник Артюхов. Здесь Александр Сергеевич беседовал о Пугачеве с казачкой Бунтовой, сотником М. В. Гребеньщиковым, другими стариками.

Через месяц после отъезда Пушкина из Оренбурга в адрес Перовского поступило письмо нижегородского губернатора М. П. Бутурлина, в котором он уведомлял, что санкт-петербургский обер-полицмейстер сообщил ему, что за Пушкиным учрежден секретный надзор, что он считает своим долгом известить Перовского, что в случае прибытия поэта в Оренбургскую губернию Василий Алексеевич должен учинить надлежащее распоряжение об учреждении за Александром Сергеевичем на время его пребывания секретного полицейского надзора за образом его жизни, поведением. На этом письме рукою Перовского сделана пометка: ответить, что Пушкин из Оренбурга отбыл более месяца назад и, поскольку останавливался в моем доме, могу отметить, что «поездка его в Оренбургский край не имела другого предмета, кроме нужных ему исторических изысканий».

В. Вересаев свидетельствует, что однажды, после проведенной беседы и застолья, проснувшись утром, Пушкин услыхал громкий хохот Перовского, который держал в руке письмо того же М. П. Бутурлина, приятельски предупреждавшего Перовского, что возможно Пушкин выехал в Оренбург для проведения ревизии над деятельностью оренбургских чиновников. Именно этот факт и подарил Пушкин Гоголю, в результате чего появился знаменитый «Ревизор». 

На подаренных вскоре Перовскому «Повестях» Пушкина «Истории Пугачевского бунта» стояла надпись: «Милому другу».

И в последующие годы В. А. Перовский не изменил своим симпатиям А. С. Пушкину. Находясь в 1836—1837 гг. в Петербурге, Василий Алексеевич пытался предотвратить роковую дуэль Александра Сергеевича. С этой целью он специально побывал на квартире П. А. Вяземского, ждал его до утра, но князь не появился. И Перовскому осталось быть среди тех, кто проводил поэта в последний путь.

С 1843 г. Перовский входил в Сенат и вернулся в Оренбургскую губернию в 1851 г. Во второй губернаторский срок, до 1856 г., он занимался реализацией ранее задуманных планов: в степи были построены многочисленные укрепления, исследовано Аральское море и учреждено на нем пароходное сообщение, взята штурмом кокандская крепость Ак-Мечеть (1853) и заключен в 1854 г. с хивинским ханом выгодный для России договор. В 1855 г. Василий Алексеевич получил графский титул.

В. А. Перовский был проводником колониальной политики России на Востоке. По его приказу были подавлены выступления Исатая Тайманова и Махамбета Утемисова. Поход на Хиву, как и взятие Ак-Мечети, имели, бесспорно, колонизаторские цели, но вместе с тем способствовали укреплению границ России, предотвращали усиление в этих районах англичан, пресекали произвол по отношению к русским людям, захваченным в плен на территории Средней Азии. Деятельность Василия Алексеевича была полна противоречий.

Уже в 1851 г. Перовский почувствовал недомогание. Врачи предрекали ему только год жизни, но он прожил еще шесть лет и скончался 8 декабря 1857 г.

Имя В. А. Перовского и все, что он сделал для Оренбургского края, не должно быть забыто.